Золотые ворота. Черное солнце - [257]

— Не нужны мне твои услуги. Отвяжись!

Князь не отступал.

«А может, Бендюга знает что-нибудь про Оксану? Он непременно должен знать. Ведь отец приставил его ко мне, чтобы он следил за мной и за нашим домом…» И Олесь пошел вслед за ним к Шато.

Там никого не было. Старик Шато дремал у кассы. Но, увидев Тарганова, моментально выскочил из-за стойки и согнулся в три погибели, приложив правую руку к груди. Видно, Тарганов был в пивной своим человеком.

— Первый тост: за мир и дружбу, — усевшись в углу, поднял полную рюмку Тарганов. — Смоем этой адской жидкостью воспоминания о горьких годах!

— Ты вот что, — отодвинул свою рюмку Олесь. — Ты скажи, куда девалась Оксана?

— Вот тебе на! Откуда мне это знать?

— Не дури. Мне известна твоя служба…

— Бог свидетель, ничего не знаю. Лучше спроси о чем-нибудь другом.

Олесь хотел встать и уйти, но Тарганов задержал:

— Да погоди ты! Зачем так круто? Гм, об Оксане не беспокойся, ничего дурного с нею не стряслось.

— Где она? Куда вы ее девали? — Олесь так схватил бывшего учителя музыки за петельки, что на нем одежда затрещала. Шато в испуге закрыл глаза и присел за стойкой.

— Не трать силы, все равно не найдешь.

— Ты скажи, где она, а уж это мое дело — найду или не найду!

— Сначала отпусти.

Олесь разомкнул пальцы. Поправив одежду, княжеский потомок предусмотрительно отодвинулся и молящим голосом затянул:

— Не имею права об этом говорить. Понимаешь, присяга. Одно скажу по секрету: в Киеве ее нет. Больше, хоть режь, не скажу ни слова.

— Ничего, скажешь. Отец заставит тебя заговорить. Я ему все расскажу…

— Расскажешь? Господину Рехеру? Ха-ха-ха! — И Тарганов залился таким смехом, что даже Шато вылез из-за стойки и стал глуповато подхихикивать. — Ну и чудак же ты! Ну и насмешил. А отцу непременно расскажи. Он же, бедненький, ничегошеньки не знает! Оха-ха-ха!..

Теперь Олесь не сомневался, что загадочное исчезновение Оксаны — это дело их рук. Медленно, как от змеи, отступал Олесь к двери:

— Будьте же вы прокляты!

Выскочил на улицу. Куда дальше? Побежал в мединститут. Старенькая вахтерша в вестибюле удивленно поглядела на него. От нее Олесь узнал, что уже второй день в институте никаких занятий нет, студенты не являются на лекции. Почему? Боятся, что их отправят на работу в Германию. Позавчера аудиторию, в которой проходила лекция для первокурсников, окружила полиция, выгнала студентов на улицу и всех отправила на биржу труда. По дороге некоторым удалось бежать, но многих в тот же день отправили эшелоном на каторгу…

Олесь не помнил, как добрался до дому. Пришел, как в тюрьму. Ненавистным и чужим стал для него родной дом. Если бы можно было найти другой ночлег, ни за что бы не пришел сюда. Ступил через порог, и — о диво! — в комнате тепло. Зажег спичку.

— Не надо, — узнал он голос Петровича.

— Это ты! Как хорошо, что ты пришел, — бросился Олесь другу на грудь.

Долго они стояли в темноте, обняв друг друга.

— Ну, вот я и вернулся, — заговорил Олесь. — Со Светланой все в порядке. Осталась в Гадяче. Как только проберется к своим, даст знать: обещала добиться, чтобы ЦК прислал в Киев самолет с листовками. А у меня горе, Петрович.

— Знаю, все знаю. И завтра весь город узнает об этом преступлении.

— Нет, ты еще не все знаешь. Преступление это совершил мой отец. Да, да, я уверен в этом… Но им это так не пройдет. Я буду мстить! Мстить беспощадно!..

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

I

«И куда это ее занесло? Пять суток глаз не кажет… Да за это время на четвереньках можно доползти сюда с хутора! Не понимаю, где можно столько шататься… Вот и полагайся на нее, вот и доверяй!.. В два соберутся хлопцы, а что я им скажу… Ну, что я им скажу?..»

Скрежеща зубами, метался Иван по комнате. От одной только мысли, что собрание придется перенести, его щеки вспыхивали недобрым румянцем. Нет, от своих планов он не привык отказываться! Невзначай наткнулся на стул и больно ударился коленом. Вот тут-то его и прорвало. Он схватил стул и трахнул им что было силы о пол. А потом добавил еще и ногами. Когда от стула остались одни обломки, на душе как будто полегчало. Вытирая ладонью пот со лба, оглядел он побоище, и ему стало стыдно. Отвернулся, взглянул на часы. И замер — стрелки показывали двадцать три минуты второго.

«Значит, уже не вернется!.. Как будто не понимает, что она здесь нужна… Можно подумать, нарочно задерживается, чтобы сорвать совещание… Но нет, все равно совещание состоится! А ей я еще покажу, припомню…» Но тут же устыдился своих мыслей. Олина никак этого не заслужила. Старательно, порой даже слепо выполняла она его просьбы, приказы, а то и просто капризы. И если не успела в этот раз вернуться вовремя, то, конечно, по уважительным причинам. Поход на хутор Заозерный — не увеселительная прогулка.

Все это Иван понимал, но сдержать свой гнев, унять свои чувства не мог. Сдали нервы. И это уже не впервые. Утомили, слишком утомили его бесконечные думы и тревоги. Донимал и голод. За последние два дня во рту у него даже крошки не было. Надеялся, что Олина принесет из села какие-нибудь харчи, а пока старательно глушил голод табачным дымом. Но, как на грех, и табак вчера кончился. И на базар уже не с чем было идти, чтобы променять на самосад. Ах, только бы Олина поскорее вернулась…