Золотые поля - [160]

— Ш-ш. — Она хотела его обнять, но он отмахнулся от утешения.

— Нет! Я никуда не гожусь. Вся моя жизнь — одно сплошное сожаление.

Канакаммал запретила себе воспринимать это лично.

— Тогда плачь. Я буду неподалеку. — Она встала, впервые почувствовав, что делать это стало тяжелее.

Живот у нее оставался плоским и тугим как барабан, но внутри происходили едва заметные перемены, что-то созревало, набухала грудь.

— Я пошлю Гангаи с запиской в Топ-Риф.

— Нет!

— Тебе нельзя сейчас работать.

— Не твое дело указывать, что мне можно, а что нельзя.

Канакаммал вздохнула и пошла к выходу. Продолжать разговор, когда он в таком состоянии, не имело смысла.

Но на пороге, повинуясь внезапному побуждению, она оглянулась и в последний раз предупредила его:

— Если ты планируешь выйти в свою смену, то тебе надо протрезветь. Я приготовлю кофе.

— Оставь меня! — приказал он, и она вышла.

В какой-то момент Брайант ушел из дома. Канакаммал этого не слышала, но Гангаи прибежал и сообщил, что Джек уехал на мотоцикле.

— Он был одет как на работу?

Дворецкий лишь покачал головой.

— Сказал, куда отправляется?

— В Андерсонпет.

Она вздохнула.

Существовала только одна причина, по которой муж мог отправиться в Андерсонпет. Он решил посетить местную забегаловку, где варили самогон, и напиться там мерзкой араки без цвета и запаха, сгубившей не одного жителя деревни.

* * *

Когда Джек наконец вернулся домой, брюки на нем были разорваны, нога кровоточила, а в глазах горел странный огонь, которого Канакаммал никогда прежде не замечала. Она держалась на расстоянии. Из опыта ей было известно, что муж никогда ее не ударит, однако в дурном настроении он мог говорить злые вещи и совершать самые дикие поступки.

— Принести тебе что-нибудь? — спросила Канакаммал, когда Джек сорвал с себя одежду.

Теперь, когда он снял брюки, она увидела, что на ноге у него длинная, глубокая рана.

— Мне надо протрезветь. — Брайант погрозил ей пальцем.

Канакаммал занялась приготовлением кофе и чапати, пресных лепешек. Наевшись, он должен уснуть. Однако Брайант явился к столу с влажными волосами, бритый, хотя и с порезами, и одетый как на работу. Его взгляд блуждал и никак не мог сфокусироваться. С красными кругами вокруг глаз, Джек дышал так тяжело и хрипло, что жена это слышала.

— Я приготовила тебе завтрак, — осторожно произнесла она.

— Только черный кофе. — Он произносил слова слегка неразборчиво.

Огорчение резануло ее, как ножом. Канакаммал налила мужу чашку горячего кофе, тихо опустилась на стул напротив и произнесла что-то на тамильском.

— Ты о чем? — нахмурился он.

— Мне было легче сказать это на родном языке.

— Сказать что?

— Что я тебе сочувствую.

— Мы все умрем, — пожал он плечами.

— Скорбь — это нормально. — Канакаммал поняла, что Джек опять закрылся в броню.

— Отец не хотел бы, чтобы я тратил время, оплакивая его. — Джек говорил медленно, словно сосредоточивался на каждом слове. — Я помню, как умерла наша собака. Мне тогда было семь. Я проплакал ночь напролет, а отец рассердился. Он взял ее щенком и очень любил, но сказал, что ее жизнь закончилась и нет никакого смысла поднимать из-за этого шум. Отец заявил, что когда она была жива, то знала, что ее любят, а теперь ей наши рыдания не помогут.

— Хороший совет, — осторожно произнесла Канакаммал.

— Да, старушка Рози и правда знала, что ее любят. Но известно ли было отцу, что я его обожаю? Я не показывал своих чувств.

— Он знал.

— Откуда ему было знать, черт возьми? — Джек ударил кулаком об стол. — Как?

— То, что ты сейчас так оплакиваешь отца, означает, что ты его любил. Он не мог этого не понимать.

Брайант безнадежно покачал головой.

— Я был никуда не годным сыном. Если на то пошло, настолько негодным, что мать, наверное, уже похоронила отца. Очевидно, она не считала, что стоит дожидаться меня.

— Пей кофе. Наверное, твоя мать сочла за лучшее не заставлять тебя приезжать только на похороны.

Проигнорировав ее слова, он осушил чашку.

Канакаммал налила еще.

— Какие-нибудь новости от Синклеров? От Айрис? — осведомился он.

Она удивилась, что Джек вспомнил.

— Когда появилась миссис Уокер, я ушла.

— Черт возьми Неда с его ревностью. — Внезапно Брайант поднялся, держась за стол, Канакаммал тоже встала. — Не суетись, женщина. Я иду на работу.

— Разумно ли это делать? У тебя горе. Как же Нед?

— Он дурак, а отец мертв. Я не в силах изменить ни то ни другое, — произнес он со свирепой интонацией.

Джек вышел в коридор, потянулся за рабочей фуражкой, нацепил ее, кинул на жену прощальный загнанный взгляд и исчез.

Канакаммал бросилась на веранду, но он уже шагал по дороге. В отдалении, за холмистой землей, на фоне закатного неба вырисовывался одинокий силуэт шахты Топ-Риф с гигантским маховым колесом и скелетом подъемника. Провожая взглядом мужа, она положила руку на живот. Беременность была в самом начале, но Канакаммал могла поклясться, что ребенок плачет. Она чувствовала, что у нее будет мальчик, и теперь рыдала вместе с сыном, прощаясь с его отцом и своим мужем, который их покидал.

44

Это был чрезвычайно просторный кабинет с выстроившимися вдоль стен книжными полками темного дерева, на одной из которых торжественно отмеряли время старинные часы. Прочее их содержание составляли грамоты в рамках, кубки, книги и разнообразные безделушки, а также снимки человека, восседающего в этот момент за громадным письменным столом в самой середине кабинета. Стены украшали фотографии прежних старших инспекторов. Придет время, и он вот так же строго будет взирать на того, кто его сменит.