Золотые нити сердца - [35]

Тэнг, который до этого, униженный, расстроенный, подавленный, молча изучал пол под своими ногами, стараясь не смотреть ни на Враску, ни на Марка, в конце концов, не выдержал. Он долго сдерживался, уговаривая себя, что как бы ни отвратительна была эта особа в ярких нарядах, он любит эту женщину, и готов ей многое простить — она необычна, и не все ее могут понять, и он сам ее тоже не всегда мог понять — не убивать же теперь из-за этого! Но чем более разговорчивой становилась Враска, тем меньше в голове Тэнга звучало доводов разума, и тем больше закипал гнев. Ведь он отдал все, лишь бы быть с ней, а она его отвергла, отбросила, изгнала, посмеялась над ним. И делала это все из холодного расчета, а не по непосредственности натуры, как он думал вначале. И с последними словами Враски гнев Тэнга получил настоящую силу, обрушившуюся всей своей мощью на ее самонадеянную голову. Молниеносным движением — так что жрица даже и богов своих на помощь призвать не успела, Тэнг схватил ее и точным ударом промеж глаз отправил в путешествие по волнам беспамятства. "Нехорошо бить женщин" — напомнил ему вечно живой внутренний критикан всех его поступков. "Таких можно" — ввязался он в диалог, и, что странно, критикан замолчал, так и не найдя что ответить.

Марк не стал раздумывать о том, можно или нет бить женщин, и какими они должны быть, чтобы было можно — не питая особых иллюзий насчет глубоко спрятанной доброты Враски, он воспринял поступок Тэнга просто-напросто как устранение препятствия, и ринулся к тому, что по его мнению могло оказаться их единственным выходом из Пирамиды, и из всего этого драматичного представления.

Как только они попали в этот зал, у Марка сразу же зародилась идея, что на все чудеса прохождения сквозь стены или создания иллюзии разных комнат должен быть один универсальный пульт управления, вот только оставалось понять, где он может быть. Внимательно изучив зал глазами, Марк не нашел в нем ничего похожего. Он было уже начал думать, что Враска носит пульт в виде какого-то украшения, но тут же отбросил эту идею, решив, что такая важная вещь не должна выноситься за пределы Пирамиды. И тут его внимание привлек трон. На его широких подлокотниках могла уместиться не одна панель управления! Поэтому ничего удивительного не было в том, что как только Тэнг схватил Враску, Марк опрометью кинулся к трону, с разбега плюхнулся в него, и в спешке стал ощупывать подлокотники в поисках заветных кнопок.

Юноша и сам не предполагал, насколько он окажется прав — с таким количеством рычажков, циферблатов, стрелочек и ручек, которое он обнаружил на подлокотниках, можно было ракету в космос запустить, не говоря уже о смещении какой-то элементарной стенки. Марк так сосредоточился на этой мысли, что и понять ничего не успел, когда такой до боли знакомый вихрь перегрузок завертел его в воронке пустоты и "выплюнул" уже в черных землях Ангарона.

Тэнгу только и оставалось, что наблюдать за тем, как Марк постепенно "тает" и исчезает из этого мира (кстати, вместе с троном), а рядом восседает безжизненная и отрешенная Ягла, будто и не замечая ничего вокруг. И тут Тэнг вдруг решил, что больше не хочет никого и ничего терять, и настолько сильным было это его желание, что схватив безучастную Яглу в охапку, он одним прыжком оказался на месте мерцающего света, где минуту назад еще сидел его друг во плоти и крови.

ГЛАВА 18

Зев пещерного входа, перед которым решились заночевать Альтар и Мэрилин, выглядел вполне обычным отверстием естественного происхождения, не лучше и не хуже многих таких же, в изобилии встречающихся в любых других горных массивах.

Однако, были в нем и свои тайны. Как справедливо заметил Альтар, этот туннель в толще скал оставался единственной доступной дорогой через страну Ангарон. О верхнем пути, хоть он и вился по живописным полянкам еще долгие сотни шагов, не могло быть и речи. Ангарон был непредсказуем и опасен хотя бы тем, что никогда не показывал своего истинного лица. Он послушно моделировал все самые сладкие фантазии своих путешественников, услужливо строя мосты там, где зияли непроходимые пропасти, обрекая незадачливых гостей на верную гибель.

Угрозы внешнего мира стали для людей вполне знакомым и поэтому вдвое менее опасным врагом по сравнению с химерами собственного воображения — те ставили трудновыполнимую и почти обреченную на провал задачу борьбы с самим собой. Выходило, что кто бы ни победил в сражении, какая-то часть тебя все равно оставалась в проигрыше. Чем ближе к сердцу Ангарона подходили смельчаки, сумевшие пройти это немыслимое сражение, тем более коварным становился Ангарон. Это уже были не земли Альтара, где сурово, но справедливо карали за малодушие собственные страхи. Ангарон пускался на хитрости и уловки, но всегда довершал задуманное руками своих же гостей. Сколько раз самые отважные, поборовшие и победившие себя рыцари, в отчаянии бросались в пропасть, поддавшись унынию и неземной печали! Сколько других рыцарей пронзали приготовленными для врага острыми клинками свое сердце, думая, что этим спасают кого-то или что-то очень важное! А те редкие единицы, что вернулись, навсегда оставляли в заложниках этого мира свою веру и добрые порывы, высмеивая идеалы других и глумясь над ними.