Золотые нашивки - [7]
Капитану надоело плавать на «Алтаире». Надо перебираться на настоящее судно. Сам виноват — сам просился на парусник. Да и Зиночка уговаривала: «Принимай судно, Толя. Хоть поживем, как люди. Летом поплаваешь, а зиму дома. В пароходстве же ни зимы, ни лета. Переходи. По театрам походим, друзей будем навещать… Ну?»
Лет пять назад, оказавшись в резерве пароходства, Шведов услышал, что на учебное судно Среднего мореходного училища не могут найти капитана. Не осталось людей, знающих паруса. А Шведов знал их прекрасно. В детстве плавал с отцом на рыбачьих шаландах по Черному морю, в пятидесятых годах перегонял баркентину «рыбаков» из Либавы на Дальний Восток, попадал в штормы, терял стеньги и паруса, но привел судно благополучно.
Проводить зимы на берегу было заманчиво. Ни тебе жестоких штормов, снежных зарядов, ледяной пурги… И он согласился. Его долго не хотели отпускать из пароходства на «Алтаир», но в конце концов как опытного «парусника» назначили на баркентину.
Первые два года Шведов командовал «Алтаиром» с удовольствием, но теперь стал тяготиться им. То ли дело современный комфортабельный теплоход. Интересные заграничные рейсы. А тут что? Паруса! Анахронизм. Бесперспективное, умирающее дело. Приелись ему долгие стоянки. Спокойная жизнь с Зиночкой тоже поднадоела. Моряк должен плавать.
Анатолию Ивановичу пошел сорок первый год. Он начинал полнеть, лысеть, что его чрезвычайно огорчало и беспокоило. По утрам он внимательно рассматривал в зеркало свой живот, зачесывал волосы, делая «внутренний заем», изучал свое лицо. Оно всегда нравилось ему. Таким должно быть лицо у капитана. Загорелое, с твердыми линиями губ, светлыми, прохладными глазами. Анатолий Иванович отлично понимал, что внешность не главное, но в сочетании со славой хорошего моряка такая внешность производила на окружающих выгодное впечатление. Анатолий Иванович умел носить форму. Молодежь, приходящая впервые на «Алтаир», сразу же проникалась уважением к своему капитану и начинала ему подражать.
Шведов позвонил. Прибежал вахтенный матрос.
— Позовите подшкипера Сарацинского.
Капитан нетерпеливо постукивал пальцами по столу. Он сейчас задаст жару этому тюленю. Давно надо было, да времени не хватало. Всё мешали какие-то дела.
На трапе затопали сапоги, и в каюте появился высокий, рыхлый пожилой человек.
— Прибыл, Анатолий Иванович.
— Вижу, что прибыли. Вы вот что мне скажите, Сарацинский. Почему запасные блоки у вас поржавели? Мне старпом об этом доложил.
— Что вы, Анатолий Иванович! Помилуй бог. У меня все в порядке. Какие блоки?
— «Помилуй бог!» — передразнил Шведов. — В рапорте старпома все блоки указаны. Почему не смазали вовремя? — повысил голос капитан. — Заняты очень?
На красном, одутловатом лице подшкипера появилась виноватая улыбка. Он переминался с ноги на ногу.
— Константин Петрович ошибается. Всего два или три блока поржавели. Просмотрел я…
— Короче говоря, Сарацинский, получите на первый раз замечание. Все блоки немедленно привести в порядок. Лично проверю. Идите.
— Совсем забыл, Анатолий Иванович, — почему-то шепотом сказал подшкипер, принимаясь шарить в нагрудном кармане. — Я вам тут…
Сарацинский протянул Шведову белый конверт.
— Ну, что там еще? — недовольно спросил капитан и вытряхнул на стол большую желтую заштемпелеванную марку. Шведов схватил с полки лупу и жадно начал разглядывать марку. Подшкипер молча стоял в дверях.
— Замечательная марка. Йеменская, — наконец проговорил капитан, поворачиваясь к подшкиперу. — У меня такой нет. Сколько я вам должен, Сарацинский?
— Ничего, Анатолий Иванович, — заторопился подшкипер. — Это мне один парень прислал. По моей просьбе. Вы как-то говорили…
— Ну, ладно, спасибо… Сочтемся при случае. Но не думайте, что марка освобождает вас от обязанности привести блоки в порядок, — опять нахмурился Шведов. — Не следовало брать ее от вас. Но уж больно хороша.
— Помилуй бог, Анатолий Иванович. Разве я не понимаю? Блоки блоками, а марка маркой. Разрешите идти?
— Идите, фельдмаршал, — усмехнулся Шведов. — Помилуй бог! Еще один Суворов нашелся.
Подшкипер ушел, а капитан вытащил с полки объемистый альбом и принялся любовно перелистывать страницы.
Марки! Для Шведова (исключая, конечно, его судно) не существовало ничего более интересного. Он не любил читать, на его полке, до отказа набитой книгами, стояли только учебники. Астрономия, навигация, морская практика, всевозможные справочники и бюллетени, в общем все, связанное с работой. Беллетристика отсутствовала.
А вот за коллекцией марок он мог просиживать часами. Когда он оставался один и ему не надо было заниматься судовыми делами, он доставал альбомы и принимался рассматривать, сортировать, переклеивать марки. Дома у него было много альбомов, но наиболее ценные из них капитан брал с собой на судно.
Разноцветные марки со всех уголков мира напоминали ему о странах, где он побывал. За какой-нибудь редкой маркой он был готов ехать на край города, в любую погоду. Он неохотно ходил в театры, но заседания филателистического общества, членом которого он состоял, Шведов не пропускал никогда, если не оказывался в море.
