Золотые нашивки - [20]

— Ясно, ясно… — загудели практиканты.

— И еще одно. Дисциплина должна быть на высоте. Учебное судно предъявляет повышенные требования к дисциплине. Вы, наверное, об этом знаете. Я не прощаю разгильдяйства, лжи и неуважения к морской службе. Обо всем, что вызовет у вас сомнения или будет непонятным, не стесняйтесь, спрашивайте у кадровых… Вот, пожалуй, и все. Есть у кого-нибудь вопросы?

Шведов встал, показывая, что спросил это лишь из приличия, что он все сказал предельно ясно и вопросов быть не должно, но тут поднялся Кротов.

— У меня вопрос. Как будет происходить увольнение на берег? Как часто?

Шведов бросил иронический взгляд на курсанта.

— Не успели еще паруса поднять, а уже думаете о береге. Неважное начало. Увольнение только с разрешения старпома в установленные дни. Вахта и подвахта на судне. Третья вахта гуляет.

— Не часто, — присвистнул, садясь, Кротов.

— Есть еще вопросы? Все свободны.

Когда практиканты разошлись по палубе, Роганов сказал Гукову:

— Вот это капитан. Коротко, ясно и вообще здорово.

— Мне он тоже понравился, — согласился с Димкой Гуков. — Видно, моряк до мозга костей.

Шведов стоял в отдалении, облокотившись на кормовую балюстраду, курил. Все ли он сказал, что хотел? Как будто все. Мальчики приняли его слова как надо. Кажется, он сразу же завоевал их расположение. Ну, что ж, это хорошо.

— Поняли? — спросил Миша Бастанже, когда курсанты после беседы со Шведовым собрались на баке.

— Чего тут понимать? Все ясно. Будут нас драить, как медный колпак от компаса, — отозвался Кротов. — На берег — через два дня на третий! Где это видано?

— А ты думал каждый день с барышнями по набережной гулять? Нет, брат. Будем вам прививать морскую лихость. Вы вообще-то знаете, что это такое?

— Да знаем, знаем. Тоже мне профессор нашелся, — проворчал Кротов, однако так, чтобы боцман не услышал.

— Моряк — это человек особенный, — с видимым удовольствием продолжал Миша. — Фашисты никого так в войну не боялись, как моряков. Читали? А почему? Я вас спрашиваю, почему?

Курсанты улыбались, молчали.

— Да потому, что моряк всю жизнь с опасностью соприкасается. Вот, я наблюдал сам. Является на судно береговой человек. Увалень, в руках ничего не держится, всего боится, девушек стесняется. Проходит полгода. Альбатрос! Не узнать парня. И на мачту мигом, и на беседке под самым клотиком болтается, вид бравый, а уж девушкам травит — прямо артист, литературный театр.

— Насчет этого вы, боцман, не беспокойтесь. У нас тут травилы похлеще есть. Послушайте Крота, он вам расскажет, — хихикнул Бибиков. Кротов из-за спины боцмана показал ему кулак. — Что же касается остального, так это все ерунда. Морской, береговой. От характера зависит.

— Ты так думаешь? — сощурился Миша. — Плохо знаешь. Даже животные, которые плавают на судах, становятся другими. Возьми кошек. Судовой кот любого берегового кота забьет. Понял? Да что кошки. Птицы!

— Ну, вы и даете, боцман. Через трубу! — хлопнул себя по коленям Варенков. — Птицы! Сильно!

— Не верите? Тогда минуточку внимания. Маленький незапланированный перекур перед мытьем палубы. Прошу занять места согласно купленным билетам. Так-с. Сели? Делаю экскурс в прошлое… Был несколько лет назад в моей жизни такой случай. Предложили мне принять в командование старую парусную шхуну. Загнали ее в одну из безопасных крымских бухт и поставили на мертвые якоря.

Кинофильм «Человек-амфибия» видели? Так вот его там и снимали. Мне было положено следить за состоянием судна, закупать продукты, консультировать оснастку. Работы — кот наплакал. Но и зарплата маленькая. Правда, харч бесплатный. Я подумал-подумал и согласился. Артисты, а главное, артистки приедут, знаменитые режиссеры, общество — интересно.

— Значит, вы и с Настей Вертинской знакомы? — с завистью спросил Кротов.

— Запросто. Хорошая девушка. Ну вот. Закупил я им на берегу живых кур. Там они дешевые. Сделал клетку. Повар по три штуки в день к обеду варит. А чтобы перед смертью куры не скучали, — петуха прихватил. Да неудачно. Ледащенький такой петушонка попался. Некрасивый, обдрипанный, хвост вырван. Подружилась с этим петухом одна артисточка, балерина Леночка. Назвала его Кузькой, и вот забавляется. Чем он ей понравился — не пойму. Кормит его, на палубу гулять выпускает, в клетку загоняет.

«Бросьте вы, Елена Дмитриевна, с этой лахудрой заниматься. Упадет за борт. Лишимся одной единицы», — говорил ей я.

Но Кузька был осторожный и на планширь не взлетал. Скоро обнаружился его характер. Жулик, ворюга и трус оказался. Раз повар заходит на камбуз, у него там рыба жарилась, смотрит, а Кузька ногами на горячей плите перебирает, рыбу жрет. Увидал шефа и в иллюминатор, а рыбину в клюве держит, не выпускает. Вот людей боялся. Ни зерен из рук не клевал, ни погладить себя не давал. Чуть человек движение сделает, Кузька уже бежит к бухте троса, ныряет внутрь и прячется. Там было его излюбленное место.

Как-то Кузька все-таки взлетел на планширь, не удержался и сыграл за борт. Ну, все — пропал наш петух, утонет. Смотрим — нет, плывет, бродяга, кролем…

— Вот травило! Вы бы уж поскладнее врали, боцман, — сказал Кротов. — Петухи не плавают.