Золотые нашивки - [17]
— Что же вы предлагаете? Не драку же затевать — судно на судно? Тем более что нет необходимости.
— Я бы не стерпел…
— Ну, а я стерплю. Больше у вас ничего нет ко мне?
— Нет, — сказал старпом. — Могу идти?
— Можете.
Нардин задумчиво посмотрел вслед старпому. Бывает иногда так в жизни. Вроде бы хороший человек, а сердце у тебя к нему не лежит. И сам удивляешься — отчего?
КОМАНДИРОВКА
Нардин вернулся из города на судно расстроенным и хмурым. Он был у начальника училища, и тот, усадив его на диван, весело сказал:
— Собирайся в Москву, Владимир Васильевич. Послезавтра совещание. Съедутся со всех морей. Будут решать вопрос о наших парусниках. Стоит ли их использовать в дальнейшем. Может быть, хороший теплоход получим, если «Ригель» спишут. Так?
Для Нардина слова начальника явились неожиданностью. Он переспросил:
— Списать «Ригель»? Такое прекрасное судно. Да разве можно? А где же молодежь учить?
Начальник засмеялся.
— Не беспокойся. Новое судно получим. Будешь командовать теплоходом.
— Я считаю, что практика должна проходить на парусных судах…
— От нас ничего не зависит. Как в Москве решат, так и будет, — не желая спорить с Нардиным, примирительно сказал начальник училища. — Выписывай командировку, передай «Ригель» старпому и поезжай!.. С удовольствием послал бы кого-нибудь другого, так как знаю, что ты там будешь говорить, но требуют капитанов учебных судов.
— Буду защищать свою точку зрения.
— Давай, давай. Позвони из Москвы, если обнаружится что-нибудь важное.
Сейчас, стоя на палубе «Ригеля», Нардин вспомнил этот разговор и веселое лицо начальника. Очень хочет получить новое судно… Капитан повернулся к корме, собираясь пройти в свою каюту, но заметил Шведова. Он шел к нему. Нардин остановился. Шведов козырнул, потом протянул руку.
— Когда едешь? Получил распоряжение? — спросил Шведов.
Он улыбался. Весь его вид показывал, что он в хорошем настроении.
— Завтра.
— Может, вместе махнем? Веселее ехать будет. Кажется, взялись за ум наверху. Давно пора на свалку нашу рухлядь. Верно?
Нардин промолчал.
— Сколько можно заниматься парусами? Конец двадцатого века! И суда старые. По девятнадцать лет им. Гнилые деревяшки.
— Положим, суда крепкие. Небольшой ремонт — еще послужат. А паруса… От них отказываться не надо. Почему-то при получении диплома парусный стаж раньше засчитывался в двойном размере. Не зря ведь?
Шведов презрительно махнул рукой:
— Консерватизм.
— Не думаю.
— Увидишь. Впрочем, я забыл, ты ведь романтик. Придется тебе смириться и перебираться на современное судно. Так я за билетами пошлю?
Нардин кивнул:
— Посылайте.
Ему был неприятен разговор со Шведовым, пренебрежительный тон, каким он говорил о парусниках: «Рухлядь! Гнилушки!»
Неужели действительно приходит конец парусникам? Ведь должны же понимать, какой прекрасной школой они являются. Почти во всех странах есть учебные парусники. На свалку! Таких красавцев…
Было одиноко и потому бесконечно тоскливо. «Ригель» покачивался на мелкой речной волне. Капитан глубоко вдохнул крепкий запах смолы и свежей олифы, которыми все было пропитано на баркентине, и сердце у него заныло от предчувствия какой-то надвигающейся беды. Нардин поднял голову, взглянул на мачты и представил себе, как бежит «Ригель» по морю в лунные ночи, когда серебряно блестят паруса, тихонько поет ветер в снастях, рулевой застыл у штурвала, а кругом чернота, только светится лунная дорожка… Вахта затихла. Не слышно обычного смеха, шуток. Каждый думает о чем-то своем… «Рухлядь, гнилые деревяшки!» Не могут так жестоко расправиться с парусниками. Они еще послужат, с их палуб еще сойдут хорошие моряки. Нардин докажет в Москве, что списывать парусники преждевременно.
— Что зажурились, Владимир Васильевич?
Нардин обернулся и увидел подошедшего матроса Ивана Рядченко.
— Завтра едете, Владимир Васильевич? Говорят, наши парусники на слом идут? — спросил матрос.
— Кто сказал?
— На «Алтаире» травят. И вроде Анатолий Иванович будет на этом настаивать.
— Может быть, и будет. А вот насчет того, что парусники пойдут на слом, я ничего не слышал.
— Как можно, Владимир Васильевич, — заволновался Рядченко. — На слом! Бегали, хлопотали, парусов новых добились, белил две бочки достали. А мы сколько работали? Все судно ошкрабили, каждое пятнышко вылизывали, надраили «Ригель», как чертов глаз. Вон, с набережной посмотришь, душа радуется, как игрушечка стоит. А он хочет на слом! Вы что будете в Москве говорить?
— Я — за парусные суда.
— Вот правильно. Мы думали с вами посоветоваться. Ребята уверены, что вы «Ригель» в обиду не дадите, и хотели вас поддержать. Что если мы всей командой напишем в Москву? Ребята как услышали — гудят, а боцман через каждое слово матерится. У него, знаете сами, в привычке этого нет, а тут совсем расстроился. Что вы посоветуете с письмом?
— Не надо письма, Иван. Оно ничего не даст. Видимо, на совещании будет разбираться вопрос шире, не об одном «Ригеле». Так что, думаю, не надо.
— Смотрите, Владимир Васильевич, а то мы вас всегда поддержим. Раз, два и накатаем послание. Если надо и делегата от команды в Москву пошлем.
— Спасибо. Но пока ничего не предпринимайте. Послушаю, что на совещании будет. А так что же заранее говорить? Может быть, никто и не думает уничтожать наши парусники.
