Золотые Антилы - [40]

Подобный энтузиазм действовал заразительно, и несколько доминиканцев с «Сан-Антонио» так увлеклись первым успехом вербовки новообращенных, что заспорили, не остаться ли им на Гваделупе, дабы обратить в истинную веру все население острова. Они еще восхваляли кротость и видимую податливость караибов, когда на берегу вдруг поднялась суматоха. По-видимому, мулат нисколько не желал возвращаться к христианству и в прежнее рабское состояние, так что, едва иезуиты оставили его в покое, он собрал своих друзей-индейцев и вместе с ними устроил на берегу засаду. Когда проповедники вернулись за якобы обращенным грешником, их встретили ливнем стрел и прогнали обратно. Никто не ожидал нападения, в особенности те невезучие испанцы, которые никого не трогали и спокойно стирали одежду на берегу. Поднялся страшный шум. Люди побросали белье и бросились к шлюпкам. Одни падали, споткнувшись, другие так набивались в хрупкие суденышки, что топили их своим весом. Несколько человек тщетно попытались вплавь добраться до кораблей. Полдюжины были убиты на месте разъяренными караибами, и по меньшей мере тринадцать человек получили ранения, некоторые весьма серьезные, пока невидимых врагов не заставили отступить залпом тяжелых корабельных орудий. После этого случая адмирал запретил стирку на берегу, а последние бочонки наполняли водой под охраной целого отряда солдат. Так закончился первый опыт миссионерской деятельности Томаса Гейджа в Вест-Индии, и ему оставалось только радоваться, что караибские лучники целились главным образом в черные одеяния иезуитов.

Гейдж и его доминиканские братья, присмирев, терпеливо сносили насмешки спутников, безжалостно дразнивших монахов провалом гваделупской миссии. Томас Гейдж не слишком расстраивался по этому поводу, потому что у него на уме было не только спасение душ американских аборигенов: у Гейджа уже начал пробуждаться вкус к деликатесам Нового Света. Моряки «Сан-Антонио» купили у туземцев несколько связок бананов и повесили их дозревать. Эти плоды встретили полное одобрение Гейджа. «Их, — записывал он, — не срывают с дерева спелыми, но собирают зелеными и вешают на несколько дней, пока они доспеют, пожелтеют и станут мягкими и сладкими, точно мед». Бананами радостные открытия не ограничились. Гейдж оказался сластеной и ему пришелся по вкусу сахарный тростник, как и мясо гигантских черепах, «иногда до двух ярдов поперек», которые в изобилии водились в голубых водах знаменитого моря. По словам Гейджа, их вяленое мясо так же вкусно, как телятина.

Однако последний этап путешествия, от Гваделупы до Мексики, не обошелся без трагедии. Многие из раненых на Гваделупе скончались. Караибы стреляли отравленными стрелами, и тела несчастных, как и описывал Рэли в «Открытии», стали вздуваться и чернеть. На «Санта-Хертрудис» умер один иезуит, и один из братьев-доминиканцев с «Сан-Антонио» также погиб от действия яда. Тела обоих, привязав к ним тяжелые камни, спустили на веревках за борт под пение мессы. Затем под гром пушек веревки отпустили, и тела погрузились в Карибское море. Несколько дней спустя такую же церемонию проделали над изуродованными останками моряка, которого перекусила надвое большая акула, когда бедняга пытался в тихий день проплыть от корабля к кораблю.

Около семи часов утра 11 сентября Индийский флот, который уменьшился с уходом кораблей, направлявшихся к другим портам Карибского моря, наконец увидел берега Мексики. Они вышли прямо к назначенной цели — к мексиканскому порту Сан-Хуан-де-Уллоа. Такой точности они были обязаны скорее удаче, нежели искусству навигации, и адмирал столь удивился, увидев порт прямо перед собой, что вновь собрал на совет штурманов. Те, как обычно, посоветовали проявить осторожность и предупредили, что входить в Сан-Хуан-де-Уллоа в столь поздний час опасно. Посему флот выполнил удивительный маневр, спустив паруса в виду цели и отступив, чтобы не входить в гавань в сумерках. Наказанием за робость стала внезапная перемена ветра и поднявшийся ночью небольшой шторм, заставивший моряков лезть на реи, чтобы крепить паруса, а братьев — на коленях молить Деву Марию о спасении. К счастью, утром ветер развернулся и, как саркастически замечал Гейдж, под крики «Milagro, milagro, milagro!»[10] лоцманская шлюпка из Сан-Хуана заботливо проводила флот в гавань.

Во времена Гейджа вице-королевство Мексика уже сползало в застой, характерный для испанской колониальной империи среднего возраста. Дух нетерпеливой погони за удачей, привнесенный конкистадорами, давно канул в лету, и нынешнее население испанской Мексики было более склонно к спокойным занятиям: фермерству, торговле и добыче металлов. Здесь еще можно было нажить огромное состояние, и в самом деле, многие колонисты владели громадным, просто легендарным богатством. Вице-короля и старших офицеров для управления колониями по-прежнему присылали из Испании, однако реальная власть понемногу переходила в руки богатых креолов — тех потомков испанцев, которые родились и прожили жизнь в колонии. Богатство и постоянная связь с Мексикой давали креолам заведомое преимущество перед временными колониальными администраторами, а те, в свою очередь, смотрели на «колонистов» сверху вниз. В результате Мексика славилась постоянной враждой между креолами и приезжими испанцами. Эти раздоры часто просачивались и в религиозную жизнь. Мексика, подобно всем центральным провинциям, усеянная церквями и монастырями, отзывалась на свары между испанскими и креольскими священниками, что дополняло традиционное соперничество между орденами.