Золотые Антилы - [105]

Вместо этого адмирал флота Барловенто высадил пятьсот моряков и маршем провел их к Панаме, где они присоединились к двум дополнительным частям ополчения и сборному отряду волонтеров благородного происхождения. Затем эти силы двинулись через Кордильеры, доставившие некогда столько бед Лайонелу Уоферу, чтобы усилить выдвинувшиеся раньше отряды. Переход испанцев через Кордильеры потерпел фиаско. Их части состояли из гарнизонных солдат, непривычных к условиям джунглей, и, перетаскивая по горам снаряжение, они полностью вымотались. Они мокли под грозовыми ливнями, еды не хватало, и наконец, когда подошли к Каледонии на расстояние удара и уже слышали сигнальные выстрелы шотландских пушек внизу, на побережье, они оказались на пути одного из тех внезапных разливов, что так напугал Уофера и его спутников. На долю испанцев выпало еще более тяжелое испытание, потому что они разбили лагерь в узкой лощине, в которую и прорвался внезапный потоп. Выбиравшиеся из воды, подобно тонущим крысам, испанцы утратили оружие, провизию и боевой дух. Партия негров из арьергарда, несшая провиант, вынуждена была бросить груз и спасать свои жизни. Когда вода спала, испанский командующий провел военный совет и решил, что атака будет безнадежной. Полный провал кампании не помешал ему, впрочем, составить громкий рапорт о ее ходе. Он писал, что его войска выказали великую доблесть в борьбе с превосходящими препятствиями Дарьена, не потеряв при этом ни единого человека. Он даже обронил несколько намеков, что его личная храбрость и искусное руководство операцией заслуживают награды.

Однако реальная опасность для Каледонии лежала куда ближе жалких отрядов испанцев, наугад пробиравшихся через горы. Лихорадка, скука и разочарование не отставали друг от друга, а теперь к ним добавился еще и голод. День ото дня колонисты все яснее понимали, что их надежды на земледелие и торговлю тщетны. Не считая купеческих судов, приходивших ради продажи, а не для закупок, торговли в Каледонии, почитай, не существовало. Не давали урожая поля, и, что хуже всего, не было вестей с родины. Колонисты чувствовали себя забытыми и заброшенными. Каледонию окутал дух сомнений и уныния. Затем, в феврале, отчаяние нанесло удар гигантским копьем, когда шлюп с Ямайки, зайдя в гавань, принес известие, что английское правительство запретило всем английским колониям оказывать Каледонии помощь. На Ямайке, к примеру, губернатор Уильям Бистон выпустил прокламацию, запрещавшую всем подданным его величества «под каким бы то ни было предлогом вести переписку с означенными шотландцами, как и оказывать им помощь оружием, провиантом и любыми необходимыми вещами, как самим, так и через кого-либо, или через их суда, или суда английские, поскольку они презрели власть его величества на свою же великую беду».

Это был тяжелый удар для маленькой колонии на дальней окраине Карибского моря. Шотландцы остро ощутили свое одиночество. Все нации были против них. Сознавая, что новая атака испанцев неизбежна, они были убеждены, что колонии не выжить без серьезной помощи с родины. Однако на горизонте не видно было спешащей на выручку эскадры, между тем как склады колонии пустели, а треть колонистов умерла от болезней и недоедания. Растерянному совету положение представлялось безвыходным; рядовым колонистам возрастающие трудности казались идиотизмом. Еженедельная выдача муки упала до двух фунтов, из которых четверть фунта составляли «мучные жучки, черви и тому подобные животные». Говядина, засоленная в Эдинбурге, почернела, стала гнилой и несъедобной. Только паек бренди приносил временное облегчение голодающим и страдающим от фурункулов и зубной боли.

По мере того как раздоры и ропот сводили на нет остатки уверенности, еще теплившиеся в каледонцах и их предводителях, совет начал колебаться. Патерсон, возможно, сумел бы предотвратить катастрофу, но он все еще болел, брюзжал и жаловался на лихорадку. Он отказывался думать о провале своего великого плана и вытеснял эти мысли из головы мелкими личными проблемами, жалуясь, что часть его имущества затерялась или была разворована. В моменты просветления он противостоял планам эвакуации колонии, и его твердо поддерживал капитан Томас Драммонд, неукротимый экс-гренадер, полагавший, что даже кучка людей под хорошим руководством может удержать позиции и добиться успеха. Но против них было абсолютное большинство совета, голосовавшее за эвакуацию. Первый флот послали обеспечить плацдарм для высадки, говорили они, и он не справился с задачей. Даже если бы их усилия не были тщетными, компания, по всем признакам, не выслала вторую партию поселенцев, готовых овладеть страной. Казалось, нет смысла ждать, пока лихорадка не выкосит оставшихся. Каледонию можно заселить и заново, а первому флоту следует отступить перед враждебными действиями испанцев. Итак, в первую неделю июня выжившие принялись снова грузиться на корабли в той «великой гавани», в которой они с таким энтузиазмом высаживались семь месяцев назад.

Но потрепанные остатки первого флота еще не вернулись домой, когда из Шотландии на Антилы вышел второй флот. Полные веры в большие планы компании, они отчалили в уверенности, что плывут в счастливую страну, которую описывали правлению директоров Патерсон, Уофер и счетовод Гамильтон. И, пока выжившие в первой катастрофе медленно возвращались в Шотландию, мифу о Золотых Антилах была принесена новая жертва.