Золотой век - [107]

Маршрут предполагаемого путешествия был обозначен светящимися извилистыми линиями. Когда он прикасался к ним, слева и справа появлялись изображения, отражавшие расчеты ускорения и торможения, примерные оценки плотности пространства, записи о возможных источниках дозаправки в полете. Были здесь и сведения о предыдущих беспилотных экспедициях (они включали научные открытия и наблюдения), но особенно ценной Фаэтону показалась информация о тех местах, где подобные экспедиции еще не побывали.

Вся галактика уместилась у него на ладони. Звезды вращались медленно — существовала временная подстройка на любой момент путешествия. Путь его первой предполагаемой экспедиции полыхал огненной полосой. Ветви вселенских меридианов и параллелей к звездам сквозь расстояния и световые годы.

Это было прекрасно. Он никогда не откажется от этого.

«Прежний Фаэтон, каким бы ты ни был, я помню тебя и прощаю. Я — это ты, — прошептал он сам себе. — Я ненавидел тебя за то, что ты согласился вырезать свои мысли. Я не мог понять, что заставило меня так надругаться над самим собой, что подвигло принять на себя такую боль, Но теперь я вспомнил. Теперь я знаю. Да, я был абсолютно прав. Игра стоила свеч».

Как-нибудь он сумеет спасти свой план. Он сумеет защитить свою мечту.

Радамант в образе дворецкого начал покашливать, будто прочищал горло. Фаэтон оторвал взгляд от своей вселенной.

Пришел Гелий.

Он стоял в дверях зала воспоминаний. Взгляд его был суров, и печален. На нем был белоснежный скафандр, который он носил на солнечной орбите, — наряд, совсем не соответствующий викторианскому периоду. Однако шлема он не надел, и волосы отливали золотом. Вспышки уничтожаемых материалов наполняли все помещение красными языками пламени, отблески вспыхивали на доспехах Гелия.

Гелий зашел в комнату. Личное пространство Фаэтона тотчас исчезло. Исчезли красные языки, исчезла галактика, что была у него в руках. За разбитой рамой исчезло изображение Меркурия и его корабля. Теперь комнату заполнял только солнечный свет, теплый летний воздух, аромат цветов, жужжание пчел — запахи и звуки обычного земного дня.

— Сын, — обратился к нему Гелий. — Я пришел поговорить. В последний раз.

18 ЧАРОДЕЙ

1

Фаэтон жестом вызвал программу узнавания. Это был Гелий, Гелий собственной персоной, не запись, не телепроекция, не парциал.

— Что можем мы сказать друг другу, отец? Разве еще не поздно? Не слишком ли поздно, чтобы обсуждать что-либо? — Взгляд Фаэтона был горек и ироничен. — Вас могут изгнать уже за то, что вы со мной разговариваете.

— Сын, я очень надеялся, что до этого не дойдет никогда. Ты замечательный, отважный человек, умный и прямой. Бойкоты и наказания придуманы для того, чтобы не допускать недостойных, наглых поступков, пренебрежения обязанностями или жестокость. Они были созданы, чтобы сдерживать худших из нас. И уж конечно, они не предназначались для тебя! — Голос Гелия был исполнен печали. — Такой судьбы никто из нас не заслужил.

С приходом Гелия комната стала более реалистичной. Изменения были едва заметными: чуть ярче стали цвета, тени — немного фактурнее, солнечный свет, вливавшийся в окна, — насыщеннее. Стали видны все пылинки, структура деревянных полированных панелей стен в более ярком свете, а шкатулки, стоявшие вдоль стен, отбрасывали яркие блики.

Впрочем, не только чувственные восприятия обострялись и становились богаче в присутствии Гелия. Фаэтон стал внимательнее, естественнее и осторожнее. Видимо, цепи ствола головного и среднего мозга Фаэтона раньше недополучали компьютерное время от Радаманта. Все ощущения, которые обычно поступали в его оптический нерв, были куда слабее, чем мог произвести Гелий. Гелий оплачивал компьютерное время Фаэтона, но все же для собственного пользования он оставлял больше, что было вполне естественно.

Богатство и власть создавали невидимую ауру вокруг Гелия. Фаэтон подумал, что сам Гелий навряд ли догадывался, как он воздействует на людей.

— Надо признать, что большую часть моей судьбы вы сотворили сами, Гелий Реликт, — горько заметил Фаэтон. — Я прекрасно помню, что, когда вас вознесли, именно вы потребовали от Наставников заклеймить мое путешествие. Именно вы пытались уничтожить мой прекрасный корабль «Феникс Побеждающий». Почему вы его так ненавидите?

— Возможно, когда-то я действительно недолюбливал твой корабль. Но не теперь. Ты ведь знаешь причину… или не знаешь? — Гелий пристально смотрел на Фаэтона.

— Даже представить себе не могу. У Ганниса вполне могут быть к тому причины. Он хотел забрать мой корабль на лом. Он хотел схитрить, продать мне корпус, а потом забрать его по залоговому праву. У колледжа Наставников цель была еще серьезнее и гнуснее. Я предложил человечеству будущее за пределами галактики, но софотеки не могут предсказать последствия. Даже если предположить, что Земля вечно будет центром миров, цивилизованным и прекрасно контролируемым, все равно мы должны помнить, что всегда будут границы, за которыми простирается неизведанное, где есть место опасности, приключению и несравненным деяниям. Опасность звездных войн лишь оправдание. На самом деле они боятся самой жизни, потому что жизнь — это всегда перемены, беспорядок и неизвестность. Но вы!.. Я и подумать не мог, что вы разделяете их малодушие.