Золотой век - [105]

— Не думаю, что он презирает вас, сэр, — возразил Радамант. — Как минимум он благодарен вам за то, что у него появилась возможность потренироваться.

Фаэтон стиснул пульсирующие виски пальцами.

— Как ты сказал, какая третья стадия скорби? Переговоры? Софотек Вечерней Звезды не требовала возмещения ущерба — она была рада-радешенька, что стала жертвой попытки совершения преступления, первой за триста лет. Красные манориалы любят драматизм, так мне кажется. Они попросили у меня лишь копию моих воспоминаний о сражении.

Фаэтон вспомнил, что имя его получило дурную огласку. И не только за совершенное насилие. До тех пор, пока страсти человеческие не будут запрещены законом, люди будут подвержены нервным срывам. Многие пытались совершать преступления. Шесть-семь попыток в столетие. Дурная слава Фаэтона была вызвана его положением в обществе. Люди, которые позволяли себе вспышки ярости, обычно были либо примитивистами, либо парциалами, то есть они не располагали большими возможностями. Констебли под присмотром софотеков могли без труда остановить их прежде, чем кто-то или что-то пострадает.

Фаэтон был рожден в поместье, то есть принадлежал к элитарной части общества. Манориалы Серебристо-серой были не просто элитой, это были сливки общества. Постоянное подключение к софотекам, которые предугадывали движение мысли манориалов, помогало им разрешать проблемы задолго до того, как эти проблемы возникали. До Фаэтона ни один манориал не пытался совершить преступление. Фаэтон был первым.

В доспехах он мог легко отключиться от софотеков, при этом невозможно было отследить его мысли, а разрушительные порывы остановить полицейскими мерами. В доспехах Фаэтон мог действовать вопреки любым социальным ограничениям. Он находился в своем собственном частном мире, маленьком, но полностью ему принадлежавшем.

— Красные манориалы, возможно, и простили меня. Но вот Курии все это понравилось намного меньше. Наказанием были сорок пять минут симуляции боли, передаваемой прямо в мозг (Фаэтон поморщился от воспоминания). Но суд сократил продолжительность на пятнадцать минут, когда Фаэтон согласился стереть свою аварийную личность. Потом Курия заставила меня смотреть воспоминания констеблей, которых я унизил, при просмотре их гнев и отчаяние передавались мне. Теперь битва не выглядела такой героической.

Я с радостью принял наказание, потому что понимал, что был не прав. Курия и Вечерняя Звезда не стали торговаться со мной, зато колледж Наставников стал.

Это было дьявольское соглашение. Они поймали меня в момент слабости. Я разрушил свои воспоминания. Или я пытался совершить самоубийство?

— А сейчас, молодой хозяин? Достигли ли вы состояния покорности и раскаяния?

Фаэтон выпрямился, стер пот с лица, расправил плечи. Он глубоко вздохнул.

— Я никогда не отступлюсь. Возможно, еще не все потеряно. Если только… — Фаэтон явно был взволнован. — Может быть, я снова сам себя дурачу? Или это новый виток стадии самоотречения?

— Вы же знаете, я не могу больше читать ваш разум. Я понятия не имею, что с вами происходит. Однако в любом случае вы не должны впадать в панику или в отчаяние… а с другой стороны, не стоит питать ложные надежды.

— Прекрасно. Возможно, что-то еще можно сделать. Позвони той девушке, воплощению Дафны. Она кажется мне неплохим человеком. Попроси ее…

— Простите, сэр, но она больше не принимает вызовов, и мне запрещено их делать.

— Что?!

— Никакие службы связи или телепроекции больше не примут ваших распоряжений. Дафна Терциус оставила инструкции у своего сенешаля, чтобы звонки от вас не принимались, она опасается, что ее могут обвинить в пособничестве. Тогда и ее постигнет та же участь, что и вас.

Ему понадобилось время, чтобы обдумать все возможные последствия. Фаэтон закрыл глаза.

— Я думал, у меня будет время подготовиться, думал, будет какой-то обряд или церемония прощания.

— Обычно так и делается, все участники бойкота проводили бы вас в изгнание. Но ситуация серьезно запуталась.

— Запуталась?

— Вы не должны забывать, что сейчас по всей планете открылись шкатулки, запечатанные в соответствии с соглашением в Лакшми. Воспоминания, еще путаные, возвращаются сейчас к своим владельцам. Все каналы забиты сигналами, сэр. Все рассылают послания и вопросы друзьям и знакомым. Боюсь, вы взбудоражили весь мир.

Фаэтон сжал кулаки, однако руки его не были материальными, и здесь, на борту «Феникса Побеждающего», не было ничего, что можно было бы ударить, хотя бы только для того, чтобы выразить таким образом свои эмоции.

— Скарамуш, или Ксенофонт, или Ничто, не знаю, кто стоит за всем этим, без сомнения, воспользуются замешательством, чтобы замести следы или запустить вирус. Большая часть следов уже стерта или фальсифицирована. Они вполне могли догадаться, что, когда я открою шкатулку, все будет именно так. Но зачем? Всегда считалось, что Разум Земли достаточно умен, чтобы предвидеть подобные попытки и противодействовать им еще до того, как они будут предприняты. Их план явно строился на предположении, что это вовсе не так. У них тоже должен быть софотек, такой же умный, как Разум Земли, однако он не принадлежит к ментальности Золотой Ойкумены. Иначе они не смогли бы все это сделать. Мы можем кого-нибудь предупредить?