Золотой Василёк - [11]

Надя все чаще и чаще слышала слово «шпион». Шпионом оказывался какой-нибудь японец, имевший вывеску прачки или часовщика.

В «Ниве» была подробно описана гибель в Чемульпо крейсера «Варяг» и канонерской лодки «Кореец». И про геройский подвиг «Варяга» мальчишки уже пели песни.

По утрам Дарья приносила самовар и сообщала новости:

— Говорят, нонче какой-то город взяли японцы.

— Что вы! Что вы, Даша! — возражала мама. — И откуда только эти слухи разносятся?!

— Да какие же слухи, барыня! В порту рабочие, они лучше всяких газет всё знают. И все в точности сполняется.

А солнце между тем набирало силу и все ярче и дольше красовалось на голубом мартовском небе. С первыми, хотя и отдаленными признаками весны пробудились в сердцах людей и надежды: в Порт-Артур в марте прибыл командующий Тихоокеанским флотом Степан Осипович Макаров, любимый матросами и солдатами бесстрашный флотоводец, строитель первого в мире мощного ледокола «Ермак», трижды ходивший в арктические воды, мечтавший о завоевании Северного полюса и Северного морского пути с помощью ледоколов.

В газетах стали появляться радостные известия: Макаров укрепил крепость и внешний рейд. Попытки японцев закрыть выход из Порт-Артура в открытое море окончились неудачей. Русская эскадра нанесла японцам значительные потери в судах.

Но радость была непродолжительной. 31 марта 1904 года по искровому телеграфу передали, что жизнь любимого адмирала трагически оборвалась. «Петропавловск», эскадренный броненосец, при выходе из Порт-Артура подорвался на японской мине. И на борту «Петропавловска» в числе многих русских людей погиб и адмирал Макаров, и знаменитый русский художник Верещагин.

Утро 1 апреля выдалось хмурое. Зловещие тучи нависли, предвещая последние бураны. Екатерина Николаевна расчесывала перед зеркалом свои длинные темные косы. А Надя уже умылась и успела сбегать на кухню. Там Семен принес из сарая охапку дров, от которых сразу запахло свежестью. Стоя на коленях перед американской плитой, Семен разжигал березовые дрова берестовой трубочкой и рассказывал, что «Петропавловск» не погиб, что все это «враки первого апреля» и что Макаров спасен.

— Мамочка! Мамочка! Макаров спасся! — кричала Надя, вбегая к матери в спальню.

Мать перекинула косы за спину, подошла к иконе, перекрестилась и с облегченным вздохом сказала:

— Слава богу! Такой замечательный человек! Хоть бы это оказалось правдой!

Но это не оказалось правдой. Русская армия и флот, на который так вероломно напали японцы в ночь на 27 января в Порт-Артуре, были не подготовлены, плохо вооружены и терпели одно поражение за другим.

К концу 1904 года японцы осадили Порт-Артур, выиграли генеральную битву при Ляояне, разбили русский флот и овладели передовыми укреплениями Порт-Артура, взяли порт Дальний. Падение 20 декабря Артура, потеря флота завершили историю 1904 года, ужасного года, до краев переполненного страданиями, гибелью, позором и вместе с тем покрытого славой, настоящей неувядаемой славой великих подвигов русского народа.

Со сдачей Артура погиб почти весь русский флот. А плывшая в это время на Восток эскадра адмирала Рождественского была гораздо слабее соединенного японского флота. Безумием было посылать эту эскадру после гибели артурского флота. И все же ее не вернули. Ее послали на гибель, так как «в верхах» надеялись на чудо. Но чуда не свершилось. Пришла катастрофа мукденская, потом цусимская. И пришлось заключить мир. Тяжелый, унизительный мир.

* * *

Стоял сентябрь 1905 года. Начался осенний ход кеты, и в городке опять появились японцы. Они ходили кучками в нарядных пестрых кимоно по улицам, громко разговаривали и смеялись.

Вечером перед праздником Надя и мама с последними осенними цветами шли в церковь. Японские морские офицеры гуляли по Большой улице городка. Они никому не уступали дороги. Один из них, длинным тонким пальцем показывая на свою правую щеку со шрамом, сказал на ломаном русском языке: «Япенка! Япенка!» — и толкнул маму с тротуара, так что она чуть не упала в канаву.

Глава X. ТРЕВОЖНЫЙ ГОД

Осень этого печального года стояла тревожная. По ночам то и дело вспыхивали пожары. Говорили, что кто-то нарочно поджигает складские помещения, чтобы в суматохе их грабить. Каждую ночь на каланче били в набат. Вдобавок начался пал: горела тайга на горах, и по ночам они казались огненно-красными, и на этом зареве, как паутина, чернели на рейде снасти шхун и мачты морских кораблей.

В городке появилось много хунхузов и беглых из сахалинской тюрьмы. Они нападали на мирных жителей. По вечерам стало опасно ходить. Кое-где убили ночных сторожей. И теперь почти около всех присутственных мест два и даже три сторожа всю ночь стучали в деревянные колотушки.

У командирского дома, налево от маминой школы, тоже усилили караул.

Однажды вечером жена командира сидела у мамы, и Надя слышала, как она сказала:

— Я нарочно приказала не закрывать ставню в кабинете Николая Николаевича. Там будет всю ночь гореть свет. В случае чего, посылайте к нам и стучите в это окно. А мы тоже, если что случится, сейчас же будем за помощью посылать к вам.

Наде командирский дом казался крепостью. Около его парадного хода пестрела будка, окрашенная, как верстовой столб, а в будке — часовой с ружьем. Другой часовой дежурил при полковом знамени, оно хранилось в приемной у командира полка.