Золотой треугольник - [43]

Система пошлин, позволяющая карен вести войну и покрывающая 85 % их бюджета, к сожалению, имеет последствия, выходящие далеко за пределы Бирманского Союза.

Чем дальше на запад, тем таиландские товары становятся дороже. Близ Мандалая и обыкновенный фонарик представляет собой богатство, потому что в его цену входят не только деньги, которые отдали за него контрабандисты, но и расходы за транспортировку, и пошлины, и оплата посредников.

Но все драгоценные камни и предметы старины, поступающие из Бирмы, не способны уравновесить непрерывный поток ввозимых в нее предметов первой необходимости. Дефицит в торговле могут возместить только наркотики. Горцам, даже если бы они этого не желали, не остается иного выбора: купцы не хотят брать у них ничего другого.

Контрабандисты, которые без опия лишились бы куска хлеба, не размышляют о неблаговидном характере своей деятельности. Они заботятся о тягловых животных и усердно смазывают винтовки, платят пошлину повстанцам и изобретают способы, как перехитрить полицию. Одна из буддийских заповедей запрещает разрушать статуи Просветленного. И вот нередко носильщики идут через джунгли с грузом уродливых гипсовых изображений Будды, старательно упакованных в пенопласт. Каждая из маленьких статуй начинена героином. Полицейский патруль, встретивший необычный караван, разумеется, подозревает подвох. Но примерные буддисты-патрульные молча расступаются и пропускают странную процессию.

Бывает и так: контрабандисты покупают у бедной многодетной семьи за малую толику риса девочку. Ребенка умерщвляют, выбрасывают внутренности и набивают труп наркотиками. В течение двенадцати часов — прежде чем в трупе обнаружатся первые видимые изменения — они успевают перенести тело через границу. Кому придет в голову подозревать несчастных родственников, спешащих с потерявшим сознание ребенком к врачу?

Однако контрабандисты не считают себя торговцами, продающими яд, и тем самым убийцами. Они воспринимают себя как благодетелей, дающих работу тысячам соотечественников.

Да и повстанцы из десятка «независимых» государств с их «армиями» и «правительствами» в борьбе с централизованной властью готовы объединиться хоть с самим дьяволом. Без опия и платы, которую они взимают за проход контрабандных караванов, их сопротивление прекратилось бы через несколько недель. Можно ли после этого удивляться, что они отдают предпочтение собственным интересам перед раздумьями о том, что станет с наркоманами на другом конце света.

Круг замыкается.

Откуда мне было знать, какую роль в нем играет бывший университетский преподаватель? В момент, когда мы с ним прощались, я знал лишь одно: в Мэсалонг я не поеду. Риск слишком велик. Семье генерала Туана Шивэня придется смириться с тем, что за гробом будут идти одни китайцы.

Последняя победа

Все вокруг тонуло в грязи. Дождь шел всю ночь и утро. Юго-западный муссон превратил единственную ведущую в горы дорогу в сплошное скользкое месиво. Владелец грузовичка марки «пежо» пытался ее одолеть. Пословица «Тише едешь — дальше будешь» сюда не подходит. При медленной езде машина замирает и колеса бешено буксуют. Выручает лишь скорость. Но достаточно незначительной ошибки — и машина, соскользнув с узкой дороги, вклинившейся в бок горы, превратится в груду покореженного металла.

Я думал, что после Суматры меня уже ничем не удивишь: привык к смуглым шоферам, которые вели себя за рулем, как пилоты-камикадзе. В сырых джунглях, в сплошной грязи раскисшей дороги иногда на протяжении нескольких сот метров буксуют и солидные автобусы, нередко их заносит и переворачивает набок. Расписание автобусов зависит от дождей, от настроения водителя и количества пассажиров.

И все же, сидя в наемном грузовичке, я обмирал от страха. Я понял, что одинокий шофер, отважившийся пуститься в путь по опасной горной дороге в привычном к асфальту автомобиле, не дорожит жизнью. Он сражался с баранкой, словно боксировал с невидимым соперником, без всякого выражения на застывшем лице, но на поворотах машина флегматично съезжала все ближе и ближе к краю пропасти. В те моменты, когда вспотевшие от страха пассажиры уже готовы были перемахнуть через задний борт, шофер до предела жал на акселератор и каким-то чудом удерживал грузовичок на дороге.

Гигантские холмы, до самых вершин поросшие деревьями, после муссонных ливней сочно зеленели. По обе стороны дороги отвесно падали бесконечные склоны. Низины терялись в клочьях тумана. На узком lлинном гребне нам показалось, что уходящей в облака дороге карабкаться больше некуда, но едва мы облегченно вздохнули, как ее поглотил откос новой горы, поросшей бамбуковыми джунглями. На крутом повороте мы увязли. Колеса дико вращались в глубоких колеях.

Мы вылезли из грузовичка и, стоя по колено в грязи, упираясь плечами в кузов, пытались сдвинуть его хотя бы на несколько сантиметров. Шины подминали набросанные под колеса ветки, швыряли комья желтой жижи на наши футболки и брюки. По белым и серым лицам тек пот, смешанный с грязью. Снова начало накрапывать. Я удрученно посмотрел на часы. Полвторого. Как и наш шофер, я клял все на свете, но ведь и самыми крепкими словами не уймешь бессильный гнев. Из-за собственной нерешительности я, наверное, уже упустил возможность попасть на похороны генерала Туана Шивэня.