Золотой шар - [21]

— Почему? — удивился Костя.

— Потому… — пробормотал Бараско и замолк.

Костя тоже улегся и с вершины холма принялся рассматривать в оптику лес. Лес был редок, но метров через пятьдесят уже не было видно ничего, кроме ярко-зеленого подлеска и коричневых стволов деревьев. Слева была круглая поляна диаметром метров тридцать, заросшая земляникой. Даже сюда, на холм, долетали соблазнительные запахи. Справа — такой же холм, только с двумя горбами. Позади — лощина, уходящая в молодой лес. Так вот, за этим молодым леском чувствовался простор, словно там был выход из Зоны. Не успел Костя подумать о том, что это очень и очень странно, как оттуда донесся паровозный гудок, а вслед за ним — перестук колес.

— Слышишь? — спросил Костя и посмотрел на Бараско.

Черный сталкер спал. Спал беспечно, как младенец. Чешуйка сосновой коры прилипла к его губе и смягчала резкие черты лица. У Кости возникло такое ощущение, что он что-то знает об этом человеке. То ли где-то читал, то ли слышал, но припомнить, хоть убей, не мог. А не тот ли это сталкер, о котором писали Стругацкие? — подумал он. Звали его, кажется, Рэдрик Шухарт из «Пикника на обочине». Нет, не может быть, подумал он. Когда это было? Сейчас совсем другие времена. Похож, но, скорее всего, не он.

Странный все-таки мужик. — то просится вместе идти, то дерется. Не понять его. Вроде бы что-то не договаривает. Намекает на какие-то планы, но не раскрывает их. Говорит загадками. Плетет заговоры. Опасается, что ли?

Если бы Костя был постарше и поопытней, он бы знал, что есть такие люди — закрытого типа, которые не склонны раскрывать душу. Но Костя этого не знал, поэтому странные отношения с Бараско тяготили его.

Стук колес становился все ближе и ближе, и когда казалось, что из-за леса вот-вот покажется состав, раздался такой громкий гудок, что Бараско встрепенулся и открыл глаза.

— Что это? Что это? Господи, ну и везет же нам! — он вскочил. — Там когда-то была железная дорога, — объяснил он. — Но потом ее разобрали, чтобы мужики окрестных деревень не лазили в Зону за дармовым железом. А поезда по-прежнему идут! И ездят на этих поездах очень нехорошие люди и разные чудовища. Сам я ни на одном таком поезде никогда не был, но попасть на него считается большой удачей, ибо он привезет тебя туда, куда ты хочешь.

— А куда мы хотим? — спросил Костя.

— Как куда?.. — растерянно почесал затылок Бараско, явно стараясь не выдавать какие-то свои секреты.

— Но ведь куда-то же мы идем? — напомнил Костя.

— А-а-а… ну да, конечно, идем.

— А куда? — не отставал Костя.

Воздух был — как лесной сироп, настоянный на запахах шишек и хвои. Таким воздухом хотелось дышать и дышать. И надышаться им было невозможно.

— Как куда? Вот ты, ей богу, как репей! В Зону, конечно. Говорят, там этот самый Выброс должен произойти.

— А зачем нам Выброс? — Костя едва успевал за Бараско, который уверенно двигался по лесу.

— Выброс на то и Выброс. Хабар выбрасывает. Только я никогда на Выбросы не хожу, потому что радиации много. Да и хабар там известный: «пустышки», «аккумуляторы», которые уже никого не интересуют, какая-то «панацея» от всех болячек и бед.

Ага, понял Костя, должно быть, этой самой «панацеей» с червяками меня и поил Семен Тимофеевич.

— «Ведьмин студень», слышал, приспособили, что-то вроде вечного двигателя соорудили. «Брызги», «браслеты» и прочая ерунда. Это уже считается старьем. Дыра — вот цель нашего путешествия!

— Слушай, Ред, — Костя впервые так его назвал, — тогда надо было с нашими идти!

— Ну, во-первых, они бы меня шлепнули.

— Как бывшего полицая, — напомнил Костя.

— Ну да! — быстро согласился Бараско. — А во-вторых, ты должен знать, что Дыра открывается только чистым натурам.

— Как это? — удивился Костя.

— Ну людям, которые не погрязли в грехах и разврате цивилизации. По сути, Дыра у каждого своя, и что ты хочешь получить, то и получишь.

— Так это ж метафизика! — воскликнул Костя. — Мы это в универе проходили!

Бараско искоса посмотрел на него и хмыкнул:

— Наивный ты парень, как я погляжу. Какой универ?! Это, брат, космос, а он посложнее всяких институтских лекций. Ложись! — успел крикнуть он.

Костя, наученный горьким опытом, беспрекословно шлепнулся на землю, откатился под елки и услышал свист гранаты, выпущенной из подствольника, а потом ощутил взрыв, удар в плечо, и на него посыпались сосновые иголки. Он оглох на левое ухо, а плечо онемело, словно по нему ударили дубинкой.

— Русс, сдавайся! — услышал он.

— Бараско, едрить твою налево! Отдай наш хабар!

— Отдай, живым уйдешь.

— А хрен вам! — крикнул Бараско, и тут же застрекотал его «американец».

А потом они побежали, не разбирая дороги.

— Контузия это! Контузия! — объяснял Бараско на ходу и срезал очередью двоих, которые выскочили из кустов.

Больше их никто не преследовал. Костю тошнило, качало, и стрелять он не мог, потому что плечо просто разламывалось от боли.

Глава 4. Бронепоезд

За елками все громче что-то пыхтело, как стадо рассерженных гиппопотамов. Показалось огромное и длинное тело бронепоезда, ощетинившееся орудиями и пулеметами.

В кустах они едва не налетели на бойца, справляющего нужду. Потом увидели еще одного с АК-47 через плечо. Боец занимался тем, что пожирал содержимое банки с тушенкой. Рядом стоял второй и глушил водку из горла.