Золотой рубин - [9]

— А где еще такое было и над кем? — заинтересовались молодые мастера.

— В Людинове было и в Песочне, — ответил Иван Иванович. — И тоже вот по такому же случаю. Тоже немцев привозил. В Людинове не знаю какой специальности, а в Песочню он привез тогда специалиста по полировке чугунной посуды. И вот точно так же послал одного из своих литейщиков на конюшню, чтоб он больше рвения проявил в раскрытии секрета состава полировальной смеси. Правда, там он посылал не пожилого, а молодого мастера, вернее, подручного мастера.

— А ты что же, Иван Иванович, думаешь, молодому не так обидно и больно, когда его ни за что ни про что лупят?

— Никто этого не думает и не говорит, а только молодой легче это перенесет, нежели старик вроде меня. Пошли он меня на конюшню, я и душу богу отдам. А вы выдержите.

— А мы не желаем и не хотим выдерживать!

— И никто этого не желает, да что поделаешь, — говорит старый мастер. — Генерал еще что, он не так часто посылает нашего брата на правёж, а вот что в деревнях его бурмистры да старосты утворяют над мужиками, так это и сказать невозможно. Что хотят, то и творят над мужиком беззащитным. А кому пожалуешься? До бога высоко, до царя далеко, да и до генерала не близко. А потом, и так сказать: пожалуйся-ка попробуй! Бурмистр всегда выкрутится и такое на тебя наговорит, что ты же кругом виноватым окажешься, и тебе еще всыпят, чтоб не ябедничал. И что обиднее всего, бурмистры-то эти да старосты не бары, не голубая кровь, не белая кость, а свой брат, такой же крепостной Мальцева, как и остальные мужики, под начало им отданные. А лютует иной так, что десяти барам впору.

— Но должен же этому конец быть когда-то, Иван Иванович? — спрашивают молодые у старого мастера.

— Обязательно будет, — отвечает им Иван Иванович. — Всему бывает конец, кончится и гнет барский.

— А когда?

— Должен бы вскорости.

— Уж очень он долго тянется.

— Что поделаешь. Татарский гнет лет триста над Русью был, а пришла пора, освободились от него. Освободимся и от барского гнета, всему свой срок и черед, — обнадеживает старик молодых.

— Ах, поскорее бы он наступил, срок-то этот твой!

— Он скорее ваш, а не мой. Я до этого не доживу, быть может, а уж вы-то волю увидите, — отвечает старый мастер молодым, точь-в-точь так же, как отвечал и Данила Петрович своему Сеньке на такой же вопрос.

А иного ответа и быть не могло. Всем было тяжко, все ждали воли, и разговоры о ней давно уже ходили в народе.

Такие разговоры происходили и в других цехах, не только в гуте.

И даже на других фабриках и заводах генерала — в Ивоте, в Стари, в Знебери, Любохне и Людинове. В Людинове в особенности. Ведь Людиновский завод у Мальцева самый большой: там работает больше пяти тысяч человек. Там есть и техническое училище: народу грамотного больше, чем на каком другом его заводе. А грамотный человек больше думает о своем положении и ищет избавления от гнета и неволи.

— Скоро, скоро бы должен быть конец произволу барскому, скоро бы должна кончиться позорная крепостная пора. А когда придет ей конец, будет уже легче нашему брату, рабочему человеку и мужику.

Глава четвертая Генрих Шульц знакомится с фабрикой

Генрих Иоганн Шульц только одну ночь ночевал в генеральском дворце. На другой день ему была определена постоянная квартира у соотечественника его, мастера алмазной грани Фридриха Шварца, тоже в свое время вывезенного Мальцевым из Богемии да так и осевшего в Дятькове на постоянное житье, даже женившегося тут на крепостной генерала. Но завтракать утром Шульц был приглашен опять к генеральскому столу. Мальцеву нужно было с ним потолковать кое о чем, узнать, что ему нужно для работы. В особенности генерала интересовало, сколько же ему, Жульцу этому, нужно будет золота и какого на варку каждого горшка золотого рубина.

— Ну, Гендрик да еще свет Иванович, выкладывай, что и сколько тебе нужно от меня для твоих надобностей по работе, — говорит ему Мальцев за завтраком.

Шульц в Богемии работал на заводе тамошнем не только со своим братом немцем, но и с чехами и поляками, знал их языки, ну, а они сродни русскому языку, а поэтому он мог, хотя и с трудом,

немножко понимать и объясняться и по-русски.

— Мой сначал желайт иметь лабораторий свой, — отвечает Шульц генералу.

Ладно, будет тебе лабораторий твой, — усмехнулся Мальцев. — Прикажу отвести тебе комнатушку при составной, там есть свободные закутки. Еще что твой желайт?

— Еще мой желайт помощник имейт.

— Гут, будут у тебя и помощники. Еще чего тебе надо?

— Некоторый кислот.

— Дадут тебе и это. А вот скджи-ка, братец ты мой, сколько тебе нужно будет золота и какого на каждую варку, на один стопудовый горшок?

И Мальцев вперил в немца испытующий взгляд. Шульц понял его и тут же ответил:

— Любой гольд. Лютьше мелкий, песок, но хорошо и монет.

Так, — говорит генерал. — Ну, песка у меня нет золотого для тебя, а вот монеты найдутся. И сколько же тебе монет нужно? На каждый горшок? На какую сумму?

— Сто талер, — ответил Шульц.

— Что-о-о? — изумился Мальцев. — Это двадцать пятерок золотых на один горшок? Да ты, брат, не рехнулся случайно, а? Или твой язык сболтнул, с головой не посоветовавшись?