Золотой ретривер - [40]
Крышка свалилась. Бурая табачная крошка обильно окропила древесину. Андрюха выругался, затем терпеливо — «Мозг» смотрел, недвижный — собрал беглую табачную горку обратно в жестянку, придавил ее крышкой, стиснув пальцами, и отправил обратно «Мозгу».
— Премного обязан.
Затем сгреб остатки в кучку на столе, смял из них шарик и засунул его под нижнюю губу. Какое–то время сосредоточенно маневрировал жвачкой, устраивая поудобнее, и победным взмахом стряхнул табачную пыль со стола. Заляпанные губы прорезались широкой ухмылкой, обращенной к Марку:
— Откуда нам знать, что ты — не легавый?
— Просто поверьте мне. А уж я в долгу не останусь.
Но даже без оптических линз или очков читалось подозрение. Не оставив времени на реакцию, тот самый «Андрей Виленович» взмахнул рукой, выставив вверх несколько пальцев. Такие «распальцовки» применяются в афроамериканских бандах. Вот только что значит конкретно этот знак? Спустя несколько минут Марк это узнает. Из–за столов вздернулись несколько парней, мгновенно схватили Марка, не давая шанса на побег. Они вышли незаметно для «туристов», потянули Марка через черный ход на улицу. Вот там и таился ответ на вопрос — его повалили на землю и избивали. Не для того, чтобы убить, нет. Слишком вяло старались. Но для преподнесения урока. Ведь нельзя отвлекать босса от общения с «братьями». Особенно, если твоя идея смердит. Парни помахали руками и ногами до степени изнеможения собственной и Марка. Они оставили его на асфальте, сами зашли обратно, не издав ни звука. Что ж, по крайней мере, Марк попытался.
Спустя несколько часов Марк проснулся от того, что ему на мобильний звонил Иисус Христос. Чувак из Назарета говорил, что устал от всего этого. Марк ответил, чтобы он перестал ныть. Это не горячая линия. Вот номер моего терапевта. Расскажи ему о своих проблемах, он отличный слушатель.
Доселе Марк ходил по квартире, завтракал, болтал со своим подсознанием, используя сознание как переводчика. Тут его осенило, что есть возможность порыться в старых вещичках, пока он ждет обеденного времени. Он двинулся в спальню резиново–подошвенным баритоном. Его руки потянулись к деревянным ручкам на столь же деревянных шкафчиках, окруживших кровать по обе стороны. В бюро передо мной был тщательно подобранный бардак… Из приглашений на танцульки в старшей школе, с приколотыми ржавыми и хрупкими гвоздиками… Почетных грамот, наградных сертификатов… Ошейников собачьих, шарфиков пушистых, купюр с датами чернильными поверх тисненых лиц — все свалено в лоток из булочной с выжженой по дереву надписью: «Не богом Единым!». Была там невзрачная коллекция марок и коллекция раковин, драгоценных, как бриллианты на прилавке ювелира… И флажок с присоскою, и расклинок, рождественских открыток пачки, и сигарета, скуренная до выцветших отметин губной помады, пивная банка, медальон, стакан стеклянный, каска мятая, и снимки, снимки, снимки…
Были там серии снимков в желтых конвертиках; и студийные портреты в рамках под стеклом; семейные собрания, где мелкие чертенята корчили рожи, копошась в ногах у напыщенных взрослых; и открыточки, на какие разменивается последний школьный год и какие обычно выбрасываются год спустя. Я взял одну такую с лотка; на белом поле страстная рука шестнадцатилетней зазнобы написала: «Душке Марку. В надежде, что мой блистательный герой снова приберется в салоне моей машины. Мила».
Другая надеялась, что он «будет чуточку любезнее в будущем с определенными заинтересованными лицами». Третья предостерегала, что подобный интерес «ни к чему не приведет, поэтому и думать забудь о всяком таком». Я насмотрелся достаточно; отбросил пачку… Школьные открытки! Никогда бы не подумал, что я столь банален.
В ежечасье как Марк положил записки и конверты на место, ему в голову пришла мысль наведать «подсобников», которые предоставят ему собственный дом для осуществления плана. Он пошел в ванную комнату, принял холодный душ. Холодный душ — отличная вещь. По крайней мере ты знаешь, что в течении дня с тобой ничего хуже не произойдет. Приодевшись во все ту же одеженку, которую он использовал вчера, Марк вышел с дома, уселся на свою «Хонду».
Сейчас хотелось бы рассказать одну историю со своей жизни. Она не связана с сюжетом происходящего, поэтому, если вы сочтете сей факт необязательным — можете смело его пропускать. Я для этого пропущу строку, для того, чтобы было легко отыскать окончание. Это не фабула и не «что–то чрезвычайное», но я подумал, что сейчас можно эту мелкую историю вставить.
В начальной школе я был знаком с одним парнем, его звали Паша. Он выделялся тем, что всегда хотел быть лидером среди своих сверстников. Его не небольшие размеры позволяли надрать задницу любому второклашке, ходившему в детский клуб боевых искуств. При этом сам он был самоучкой, отрабатывая свои приемы на товарищах (в том числе — на мне). Эти приемчики он узнавал с мелкой книженции, называвшеюся «Маленький дракон». Такой себе детский справочник по дзюдо. Некоторым приемам он научил и меня. Ах, помню, как я кидал через плечо своих недоброжелателей. Так вот, я не думаю, что он это делал с целью «повыеживаться». Он рос в бедной, неблагополучной семье. Возможно, в «доморощенном» дзюдо он видел выход с ситуации. Или попросту это был метод измывания своих обидчиков, хотя, насколько мне не изменяет память, он за просто так никого не трогал. Назвать его «шизиком» — ничего не сказать. Иногда он нес полнейшую ахинею, украшая ее всевозможными эпитетами, метафорами и фабулами, при этом, как я думаю, не имея понятия, что оно такое, эти «митаворы». Он рассказывал о лучшем завтра, о том, что о людях нельзя судить, пока близко не познакомишься с ними (разумеется, в подобающей десятилетнему ребенку манере). Но бывали случаи, когда во время прогулки по парку всем классом, дети скандировали незатейлевые песенки, где в главных ролях выступали такие слова, как «Пашек–запашек» (очевидно, не в прямом смысле, имея ввиду, что от пованивало. Во всяком случае, я со своим вполне нормальным нюхом никогда не замечал чего–то подобного. Скорее всего имелась ввиду его манера одеваться. Он на протяжении всего учебного года носил одну и ту же пару «свитер–футболка». Дополняли его гардероб светлые, затертые джинсы. И судя лишь по этому, дети догадывались о, как минимум, нереспектабельности его семьи) В классе эдак четвертом, его мать, которая до этого на протяжении двух–трех лет была холостой, нашла мужчину отнюдь не богатого, но и не голодающего. Они переехали всей семьей в Житомир, где обзавелись новым жилищем, его мать — постоянной работой, а он сам — новой школой. Через несколько лет он вернулся на пару дней в Кировоград, как он сказал, «для прогулки». Я его встретил в не совсем обычном (а точнее — совсем необычном) одеянии. Он носил рубашку без рукавов, синевато–голубого цвета, идеально выглаженную, а также почти идеально гармонирующую с джинсами, совсем не походившими на те, которые он носил в первых классах школы. Его щиколотку и часть ноги ниже зажищали кроссовки Nike AirMax. На запястье красовались наручные часы серебристого цвета, а на голове была довольно опрятная и даже симпатичная прическа. Мы ходили по городу, подходили к его старой, а моей тогда нынешней, школе. Через час или около того, мы решили перекусить в забегаловке, встретившуюся нам на пути. Заказав по одной порции жаренной картошки, салата и стакана кваса, мы болтали невесть о чем. И вот как–то я смог выдавить то, что не решался сказать за час до этого: я спросил, мол, «лучше ли тебе живется в новом составе семьи?». Он ответил не однозначно, но одну его фразу я запомнил надолго — «мне не важно, кто живет с моей матерью, а также общается ли он со мной. Главное — он обеспечивает меня и мою мамочку.» Как думаете, он стал нормальнее или более шизонутым?
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Выпускник театрального института приезжает в свой первый театр. Мучительный вопрос: где граница между принципиальностью и компромиссом, жизнью и творчеством встает перед ним. Он заморочен женщинами. Друг попадает в психушку, любимая уходит, он близок к преступлению. Быть свободным — привилегия артиста. Живи моментом, упадет занавес, всё кончится, а сцена, глумясь, подмигивает желтым софитом, вдруг вспыхнув в его сознании, объятая пламенем, доставляя немыслимое наслаждение полыхающими кулисами.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.