Золотой пленник - [26]

– Думаю, дело не в этом, – подал голос желтоволосый Густав из Пярту, города, стоявшего на двести миль севернее Гудбурга. Прихрамывая, он подошел и опустился на пустующий матрас. – Мне удалось услышать лишь пару слов, которые могут все объяснить.

– Что же это за слова? – спросил Питер.

– Двое мерзавцев Гудьира говорили между собой – будет война.

– Будет война?

– Да.

– С кем?

– Этого я не знаю.

– Может, в этом все и дело, – согласился Спирос. – Ведь для нас война – это освобождение, а для них – смертельная угроза. Вот потому и напились, потому и зло на нас срывали.

– С кем же может быть война? – спросил Питер.

– Да с кем угодно, на Савойском побережье всегда неспокойно, туранский хан или гельбийские князья всегда готовы поколобродить.

– А где это все?

– На восточном побережье, – пояснил Крафт, осторожно притрагиваясь к разбитому лицу. – Надеюсь, мы доживем до этой войны, очень хочется прирезать сержанта.

– Как это? – не понял Питер.

– Если пошлют воевать, нам дадут оружие, там и посчитаемся с кем надо.

На следующее утро еще до рассвета в сарай ворвались сержант Гудьир и его помощники. Они стали бить плетьми всех подряд и орать, чтобы «уроды» немедленно выходили во двор. Повторять дважды никому не пришлось, досталось даже Рафтеру и его молодчикам.

С выпученными глазами, перепуганные, они стояли в общем строю и затравленно озирались.

– Слушайте меня, мер-рзавцы! – закричал Гудьир, борясь с тошнотой. – Слу…

Произнести второй раз не получилось – рвотная судорога согнула сержанта пополам, и он выметал на землю все, что с такой настойчивостью пожирал всю ночь.

– Посчи… Посчитайте всех, – произнес он едва слышно, и помощники заметались, визгливо выкрикивая угрозы и выстраивая рабов в одну шеренгу. Потом принялись считать.

В первый раз получилось девяносто два, во второй – девяносто семь, и как ни пытались сержант и его помощники перепроверить друг друга, всякий раз у них выходило разное число.

– Ладно, – махнул плетью Гудьир. – Гораздо важнее всю эту сволочь помыть, ну или как-то привести в порядок. Почему они такие грязные, а, Турульфар?

– Командир, они в крови, – развел руками помощник. – Мы им вчера крепко начистили морды.

– Моя бы воля… – Сержант икнул. – Моя бы воля, я бы всех их пере-перерезал. Никчемные твар-ри… В общем, я пойду прилягу, а вы тут налейте в бассейны воды, что ли, пусть эти свиньи там помоются.

– Бассейны засыпаны песком и камнями – мы же в прошлом году это сделали.

– Да? И я тоже?

– Это был ваш приказ, командир.

– Пусть все очистят и нальют воды, а я пойду прилягу.

Двигаясь боком, сержант ушел, и его помощники стали распоряжаться, противореча друг другу. Наконец им удалось поставить людей на очистку двух бассейнов, правда, потом выяснилось, что воды хватит только для одного, поэтому второй снова засыпали.

Когда один бассейн был очищен и выметен, людей перебросили к колодцу. Он находился в ста ярдах – на другом конце казенной территории, и воду пришлось возить на телеге в большой бочке, запряженной парой подслеповатых мулов.

После того как перевезли четыре бочки, выяснилось, что вода в колодце закончилась, а в бассейне было только-только по щиколотку, да и то вперемешку с пылью получилась жидкая грязь. Посмотрев на то, что получилось, помощники сержанта пришли к выводу, что отменять приказ командира не следует: если велел мыться в бассейне – путь моются.

Пока неполная сотня голых невольников поочередно скоблила в грязи штаны и рубахи, родился устойчивый слух о том, что проверять казенных рабов должны приехать придворные его императорского величества Рамбоссы Лучезарного.

После стирки к народу вышел сержант Гудьир – злой, с перекошенной физиономией. Тяжкое похмелье влекло его отоспаться, однако предстоящее прибытие важных персон гнало на службу.

Появление Гудьира напугало невольников, однако сейчас он был в другом расположении духа.

– Кауст, Турульфар! – проскрежетал он, подзывая помощников. – Что стало с этими оборванцами, почему они черные?

– Это пока одежда мокрая, командир, сейчас высохнут, и будет как надо.

– Думаешь?

– Уверен.

– Ну гляди. Еще это… Нужно побрить их, заросли они очень.

– Что ж нам, цирюльника им тащить?

– А и тащить! Если господам из сам знаешь каких мест чего не понравится, не сносить нам головы. – И уже тише Гудьир спросил: – У нас сколько в этом году куплено?

– Почти две сотни, командир.

– А где они? Кто за потраченные денежки ответ держать будет?

– Так это… – Турульфар в задумчивости поскреб голову. – А, это! Лихоманка их повалила, шибко крепкая лихоманка!

– Лихоманка, говоришь? – Сержант вздохнул, как-то не вовремя собрались его инспектировать. Содержание на двести рабов он получал, но половину благополучно пропивал и полагал, что так будет всегда. Ан нет. – Ты вот что, Турульфар, езжай за Рюпином.

– За старым цирюльником?

– Ну да.

– Так он же совсем слепой!

– Ничего, клиенты у нас не больно разборчивые, если и порежет кого – не страшно.

– А мыло? Оно ведь денег стоит – как без пены-то брить?

– Без пены, конечно, брить трудновато, но… – Сержант задумчиво почесал в паху и продолжил: – Но у нас масло оливковое прогорклое в подвале стоит, пусть с маслом бреет.