Золотой пленник - [24]

Вернулся сержант с формуляром и горсткой серебра.

– Как тебя зовут, засранец?

– Питер Фонтен, ваша милость.

– Не ваша милость, а господин сержант!

– Простите меня, господин сержант.

– Ах ты, задница деревенская! – Сержант ударил Питера ногой в голень, и тот, охнув, опустился на землю.

– Сержант, давайте уже подпишем формуляр, а то вы убьете моего раба, еще не заплатив за него деньги.

– Не извольте беспокоиться, господин советник, сэр! Эти твари ужас какие живучие – словно кошки, честное благородное. Удивляюсь даже.

Формуляр был заполнен, и пять серебряных рилли перешли в руки советника. Повернувшись, он пошел прочь, а сержант Гудьир еще наддал Питеру жестким солдатским башмаком в голень и сказал:

– Добро пожаловать в императорскую армию, сучонок. Эта крыса, советник, всучил нам тебя, но знай: ты еще будешь тосковать по его плети, такую мы тебе устроим жизнь, сучонок. Встал и шагом марш за мной!

– Но я не могу идти, господин сержант… Вы отбили мне ногу…

– Прыгай на одной, ур-род! – заорал сержант, брызгая слюной. – А то прикажу забить тебя прямо здесь!

Поняв, что сержант не шутит, Питер, превозмогая боль, поднялся и запрыгал на одной ноге за новым хозяином, осознавая, что пожелание мессира Карцепа начало сбываться.

26

В числе других рабов, количеством около сотни, Питера поместили жить в длинный сарай. Спали здесь часов по пять, а то и меньше, все остальное время посвящалось «познанию трудностей солдатской службы», как любил повторять вечно пьяный и злой сержант Гудьир. Познание трудностей заключалось в издевательствах над безответными рабами самого сержанта и его семерых помощников.

Чаще всего казенных людей заставляли перетаскивать тяжелые каменные блоки с одного конца пыльного двора на другой. Поднимать их удавалось только вдвоем, однако при этом, ради смеха, сержант устраивал состязания и вместе со своими дружками хлестал рабов плетками, заставляя их передвигаться с блоками быстрее. В результате те, кто приходил последним, отправлялись в «лечебницу» – темный подвал одного из казенных помещений. Из лечебницы никто никогда не возвращался, а через сутки в сарай приносили одежду, чтобы отдать тем, кто сильно поизносился.

Иногда Гудьиру надоедали скачки с тяжестями, и он просто ставил рабов на солнцепеке, а сам, сидя в тени, следил за тем, чтобы никто не шатался. Когда кто-то падал, его оставляли лежать, часто испытуемые там и умирали.

Несмотря на то что у Питера болела ушибленная нога, он старался не подавать виду и, чтобы не попасть в «лечебницу», старательно таскал камни в паре с такими же, как он, беднягами.

Помимо основной бесправной части невольников среди казенных рабов имелась собственная «знать» – настоящие воры и разбойники, убивавшие на воле людей и, будучи пойманными, проданные в неволю. Руководил воровской шайкой некто Рафтер, человек сильный и жестокий. Его молодчики терзали людей в сарае, после того как те возвращались с ристалищ сержанта Гудьира. Рафтер требовал подношений, вымогая те крохи, что удавалось заполучить несчастным самыми удивительными способами.

Почти каждый день кто-то из невольников выходил в город на работу с оплатой в карман сержанта, но по возвращении молодчики Рафтера трясли несчастного, забирая у него то, что удалось стащить на воле, – кусок хлеба, монетку или носовой платок. В неволе ценился любой пустяк.

Разбойники имели преимущества не только в сарае, но и перед сержантом Гудьиром, члены шайки никогда не подвергались тем издевательствам, что остальные невольники, откупаясь своей добычей и присматривая за основной массой рабов.

Через две недели пребывания в сарае в качестве казенного невольника Питер все еще был жив. Его неоднократно избивали помощники сержанта и разбойники Рафтера, однако пока ему везло и все обходилось кровью и синяками – кости оставались целыми. Миновало Питера и другое несчастье – большинство невольников страдали запорами от пищи, которую им давали, бедняги обрывали с дикой сливы листья, чтобы хоть как-то поправить здоровье.

– Сегодня у вас есть возможность отличиться, дерьмоеды! – объявил сержант перед началом очередного ежедневного истязания. – Мне нужен каменщик – есть знакомые с этим ремеслом?

Питер думал недолго.

– Я, господин сержант! – Он высоко поднял руку, чтобы его заметили.

– Ну-ка выйди сюда.

Питер вышел и замер в напряженном ожидании. Гудьир мог отреагировать как угодно – дать пинка, ударить в лицо или отправить в «лечебницу».

– Это ты каменщик? – Сержант обошел худосочного юношу вокруг. – Ты знаешь, что с тобой будет, если окажется, что ты не каменщик?

– Знаю, господин сержант.

– Сколько же тебе лет, задохлик?

– Семнадцать, – соврал Питер.

– Кем был твой отец?

– Садовником, господин сержант.

– Где же ты научился ремеслу каменщика?

– У своего бывшего хозяина советника Карцепа.

– А, помню, тебя мне всучил этот… советник. Ладно, каменщик, бери с собой еще одного мерзавца, и пойдете в город – там для вас будет работа.

Питер выбрал Спироса, их лежанки в сарае располагались рядом, однако тот пошел с неохотой, вызывая косые взгляды помощников Гудьира.

– Ты чего, хочешь отправиться с остальными? – удивленно спросил Питер, кивнув на понурых, шагавших во двор невольников: сегодня их должно было стать меньше.