Золотой крест - [39]

— Советские танки подходят.

— А может, немецкие?

— Нет, Александр Васильевич, я сам их видел.

— И где же они?

— Остановились на опушке леса.

— А ну, пойдем, показывай.

Кузьмин привязал лошадь за кольцо к столбу и вместе с руководителем бригады забрался на штабную вышку.

— Вон там они, — вытянув руку, показывал Кузьмин на шапкообразный мысок леса, синеющий макушками за пологим угором. — Стопроцентно видел своими глазами. Смотрите, они уже идут сюда.

Действительно, танки на большой скорости шли длинной колонной по дороге на одинаковом удалении друг от друга.

У доброй вести крылья быстролетны, и она из дома в дом мигом разнеслась по всему Михуву. Одетые в праздничные наряды, горожане от старого до малого высыпали на улицы, чтобы по русскому обычаю с хлебом-солью встретить советских бойцов.

В головной машине, стоя по пояс в верхнем люке, прибыл полковник, молодой, бронзоволицый, в новом габардиновом кителе. Он дал сигнал механику-водителю заглушить мотор.

Вслед за первым танком остановилась вся колонна.

— Где мне найти командира бригады Сашу-летника? — спросил полковник.

— Я — командир бригады, — ответил Кузнецов, стоявший в кругу партизан у ворот штабного дома.

Полковник и лейтенант, пожав друг другу руки, познакомились.

Внушительно урча моторами, колонна танков двинулась вперед.

— Привал в лесу за городом, — распорядился полковник.

Партизаны и жители Михува, напутственно провожая танкистов, читали надписи на бортах машин: «За Родину!», «Вперед на врага!», «Смерть фашизму!».

На танке, который двигался в середине колонны, показалась необычная надпись: «Иван Кузьмин». Прочитав ее дважды, сержант Кузьмин заметил:

— Мой однофамилец! Стопроцентный тезка! — он горячо помахал рукой и обратился к полковнику. — Вы не скажете, кому такая слава? Может, земляк какой-нибудь?..

— Это — в честь погибшего товарища, — ответил офицер. — Он воевал в другой части, но наши бойцы считают его однополчанином.

Партизаны заинтересовались:

— А кто он такой?

— Откуда?

Уже в штабе бригады, сориентировавшись по карте в обстановке, полковник рассказывал:

— Иван Кузьмин — парень с Урала. Был танкистом. Погиб под Воронежем. Чтобы отомстить фашистам за близкого человека, одна девушка решила пойти на фронт.

Слушая это, Кузьмин почувствовал, что сердце его заколотилось учащенно. Он хотел что-то сказать полковнику, но горло перехватило.

— И кто та девушка? — спросил Кузнецов. — Гурьянова Марина Гавриловна.

Кузьмин, точно подброшенный со скамейки тугой пружиной, подскочил к столу, за которым сидел полковник, вынул из брючного кармана кожаный кошелек, достал оттуда фотокарточку и, положив ее на стол, спросил:

— Вот эта Марина?..

— Она. Она самая, — ответил полковник, кидая быстрый взгляд то на карточку, то на богатырски сложенного партизана.

— А я, стало быть, стопроцентный Кузьмин Иван Петрович, которого вы похоронили под Воронежем...

Партизаны разразились радостными криками. Полковник еще раз внимательно всмотрелся в фотокарточку и утвердительно заключил:

— Она самая, уралка... Только мне невдомек, как все получилось?

— Получилось так, как на войне, — заметил Кузнецов. — Пусть они встретятся и разберутся во всем.

Иван вместе с полковником в партизанской бричке выехал в расположение полка.

Подойдя к машине с надписью «Иван Кузьмин», сержант обратился к ее командиру, который сидел на корточках, упираясь спиной в правую переднюю гусеницу, и рассматривал карту:

— Товарищ лейтенант, разрешите повидаться с вашим механиком-водителем.

— А вы кто такой будете?

— Я буду ее старый знакомый.

— И наш старый однополчанин, — добавил командир полка, подходя к танку. — Марина, где ты? — крикнул он. — Тебя ожидает нечаянный интерес...

Марина, отдыхавшая в густой кукурузе, положив под голову противогаз, услышала знакомый голос, соскочила, отряхнулась и, оглядев себя, торопливо зашагала к машине. Подойдя к полковнику, она приложила руку к танкошлему, но увидела Ивана Кузьмина и обмерла. Офицер понял, что доклада не состоится, и спросил:

— Ты этого товарища знаешь?..

— Ваня, милый! — крикнула она, бросилась ему на грудь, припав к ней щекой, и по-девичьи разрыдалась на глазах у бойцов. — Да как же это? Да ведь я давно тебя похоронила...

— А я, как видишь, жив и здоров, — сдерживая волнение, отвечал Кузьмин, не мешая девушке выплакаться. — И все время верил, что мы встретимся. Вот и встретились.

Под вечер Иван Кузьмин и Марина Гурьянова прибыли в штаб партизанской бригады. Счастливый, улыбающийся во все круглое, загорелое лицо, сержант рассказал командиру бригады:

— Марине, Александр Васильевич, дали отпуск на три дня. Она хочет провести его у нас.

— Правильное решение, — согласился Кузнецов. — Предоставляю такой же отпуск и тебе.

— Большое спасибо, Александр Васильевич, — поблагодарил разведчик командира. — И еще мы хотели сказать, что решили закончить войну в одном танке: я — командиром орудия, она — механиком-водителем.

— Тоже правильно, — подтвердил командир бригады. — Советую все это согласовать с командованием полка.

— Мы уже согласовали, Александр Васильевич, — вставила Марина.

— Тогда что же еще сказать? Ни пуха вам, ни пера. Характеристику Ивану Петровичу дадим самую положительную.