Золотой ключ - [5]

— Но ведь и правда так лучше.

Сгорая от стыда, он порывисто сунул портрет ей в руки и встал.

— Просто… — беспомощный всплеск руки. — Просто я так увидел.

— Знаю, — повторила она, принимая набросок, но не опустила на него взор. — Увидел то, что мне самой следовало бы видеть. — Сааведра смущенно пожала плечами. — Да, следовало бы.

Обоим стало не по себе. Во многом они походили друг на друга, но в то же время были разные — как день и ночь. Сааведра не принадлежала к числу Одаренных. Но была талантливой, гораздо талантливее большинства эстудо.

Она снова мысленно увидела объект. Да, никто не усомнится, что на портрете — Бальтран до'Веррада. Впрочем, сомнений быть не могло и до того мгновения, когда Сарио подправил набросок. И все-таки подправил…

Его терзало раскаяние. Но ведь на то и отпущен Дар, исключительная привилегия со своей жестокой категоричностью: в мире Одаренных нет места ничему, кроме совершенства.

— Извини, — сказал он слабым, сдавленным голосом. А про себя добавил: “Не сердись, Ведра”. Но вымолвить не рискнул — слишком моляще прозвучало бы, слишком униженно. Даже перед ней он остерегался раскрывать душу. — Я сожалею.

В тот миг она выглядела намного старше его.

— Ты всегда сожалеешь, Сарио.

Для него это была кара, а для нее — всего лишь истина, убогая разновидность Луса до'Орро. Ему нравилась в Сааведре эта черта. Истина дороже всего. Но истина еще и мучительна. Его собственная истина превратила хороший набросок в отменный. Одна дополнительная линия да легкая штриховка… Как четко он видел, что надо сделать, как ярко сиял в нем Золотой Свет… Просто не верилось, что кто-то способен этого не видеть. А все дело в том, что у него — своя истина, у Сааведры — своя. Сааведра — хороший художник. А Сарио — превосходный.

Этим-то он и причинил ей боль.

— Ведра…

— Да все в порядке. — Она убрала за уши непокорные пряди волос. Блеснула капелька крови — гранатовая сережка. — Ведь это от тебя не зависит.

Да. Никогда не зависело. Потому-то его и ненавидят. Даже муалимы, знающие, на что он способен.

— Куда пойдем? — спросила она. — Говоришь, это важно?

— Очень.

— Ну так…

Она поставила доску на место, но портрет не удостоила даже косым взглядом. Сарио тайком проглотил обиду.

— Чиева до'Сангва.

Она опешила. Как он, впрочем, и ожидал.

— Сарио! Да ты что?!

— Я там все знаю. Нас не увидят.

— Но ведь.., нам нельзя!

— Ведра, никто нас не увидит. И никто не пронюхает. Я уже много раз там бывал.

— Ты видел Чиеву до'Сангва?

— Нет. Но я видел кое-что другое. Когда не станет нас, не станет и Чиевы до'Сангва. Она отшатнулась.

— Откуда ты знаешь?

— Раскрыл глаза и вынул из ушей затычки. Сарио ухмыльнулся.

— А еще, Ведра, я умею читать Фолио. Мне дозволено, ведь я мужчина.

— Смотреть — да, дозволено. Но читать о таких вещах тебе еще рано. Муалимы знают?

Он пожал плечами. — Естественно, нет.

— О Сарио, ты слишком торопишься! Прежде чем разрешат читать Фолио, надо пройти серьезные испытания… В нем поднималось нетерпение.

— Ведра, никто не узнает, что мы там побывали. Даю слово. От ее лица, испачканного углем, отхлынула кровь.

— Но ведь нельзя, Сарио! Запрещено. Видеть Чиеву до'Сангва позволено лишь мастерам-иллюстраторам, и Фолио изучать тебе еще рано…

И снова в нем взыграло самолюбие, и снова он не смог с собой совладать.

— А я буду! Буду читать Фолио! И мастером-иллюстратором стану. Бледные щеки Сааведры на миг порозовели — ей, женщине, вовек не суждено изучать Фолио, достигнуть ранга мастеров-иллюстраторов, Вьехос Фратос. Ее предназначение — вынашивать и рожать их, но не быть одной из них.

— Пока еще не стал.

— Нет, но…

— А пока тебе нельзя видеть такие вещи. — Она сердито посмотрела на Сарио: он невольно напомнил о том, что пол, как и происхождение, не дадут ей подняться до высот, которых она достойна. — Ведь мы с тобой действительно не мастера-иллюстраторы, и нам нельзя смотреть ритуал. Знаешь, что с нами будет, если попадемся?

Он вдруг ухмыльнулся.

— Хуже Чиевы до'Сангва — ничего. Она даже не улыбнулась, только покачала головой и твердо произнесла:

— Нет.

— Да.

У него сияли глаза.

Сааведра посмотрела на портрет. На свой набросок, который Сарио оживил двумя-тремя беглыми касаниями уголька. Его называли Неоссо Иррадо, Гневным Мальчиком. И небеспричинно. Он ко всем лез с каверзными вопросами. Всем дерзил. Но при этом все знали: сколь ни славен род Грихальва, в нем еще не было никого талантливее Сарио. Воистину он обладал Даром. Непознанным, непризнанным, даже неподтвержденным. И все же несомненным для всех. По крайней мере для Сааведры, так и сказавшей ему однажды… Задолго до того, как он прочитал те же слова в глазах учителей, ибо муалимы о таких вещах не говорят.

Да, быть ему мастером-иллюстратором, Вьехо Фрато… Да и как иначе? Пусть Сарио юн, пусть никто не желает признавать его Дар — но он есть, и он переполняет все его существо.

Быть ему и Верховным иллюстратором. Он гордо вскинул голову. “Я знаю, кто я. Я знаю, кем я стану!"

Сааведра поморщилась. И отвернулась от нарисованного лица — потому что живое требовало к себе внимания.

— Ну ладно, — сказала она.

Он победил. Он всегда побеждал. И так будет впредь. Никто не знает, как его обуздать. Даже муалимы не знают и ломают голову над этим.