Курце смутился.
— Сколько ты потратил?
Я стал подсчитывать. Я потерял яхту — это около двенадцати тысяч, оплачивал все расходы в течение года, что тоже немало, ведь мы выдавали себя за богатых туристов, плюс огромная рента за поместье Каза Сети в Танжере и расходы на экипировку и провизию.
— Думаю, тысяч семнадцать-восемнадцать наберется.
Глаза Курце засветились, и он полез в потайной кармашек.
— Вот, они тебя выручат? — спросил он и выкатил на стол четыре крупных бриллианта.
— Ничего себе! — изумился я. — Где ты их прихватил?
— Наверно, прилипли к моим рукам в туннеле, — развеселился он. — Так же как шмайссер прилип к твоим.
Франческа засмеялась и тронула замшевый мешочек, висевший на ее шее. Ослабив шнурок, она вытряхнула его содержимое — к лежащим на столе добавились еще два бриллианта и четыре изумруда.
Я посмотрел на них и сказал:
— Ну, жулье, как же вам не стыдно! Договорились ведь, что драгоценности останутся в Италии.
Я хмыкнул и достал свои пять бриллиантов. Мы сидели вокруг стола, хохоча как полоумные.
Потом мы убрали драгоценные камешки подальше от любопытных глаз Меткафа и вышли на палубу. На горизонте из тумана выплывали горы Испании. Я обнял Франческу за плечи и как-то неуверенно сказал:
— А у меня есть еще половина верфи в Кейптауне. Ты не откажешься стать женой судостроителя?
Она крепко сжала мне руку.
— Не волнуйся, Южная Африка мне наверняка понравится.
Я достал из кармана портсигар и открыл его. На внутренней стороне крышки имелась надпись, и впервые я сам прочитал ее: «Саго Benito da parte di Adolfe. Brermero. 1940».
— Да, слишком опасно хранить такую вещицу. Увидит еще какой-нибудь Торлони! — сказал я.
Франческа вздрогнула:
— Надо избавиться от него. Хал, выброси, пожалуйста!
И я швырнул портсигар за борт — золото на мгновение сверкнуло в зеленой волне и исчезло навсегда.
