Золотой капкан - [18]

Он прошел к кровати, отогнул матрас и взял с сетки плотную потрепанную книжицу в черном переплете, блеснуло золотыми буквами: «Библия».

— Знаешь, помогает по-другому взглянуть на жизнь. Не все в ней так уж и плохо. Заставляет кое от чего воздерживаться, соблюдать правила, прописные истины, о которых мы стали забывать. А ведь на них мир держится. Да-да, не улыбайся! — горячо воскликнул он, заметив усмешку Вадима. — Вспомни! Не убий! Не укради. Почитай отца и мать своих…

Наверху раскатисто хлопнула дверь. Он осекся на полуслове, опустив Библию и прислушиваясь.

На лестничном марше раздались шаги — тяжелые и увесистые, словно те, кто спускался по ступеням, носили вместо обуви деревянные колодки. Послышался далекий, а потому неразборчивый говор.

Кто-то посторонний, высвечивая стены лучом фонаря, шел по проходу.

— Сюда, — позвал совсем молодой голос.

Луч сверкнул в глаза и ослепил Вадима.

Придерживая рукой фуражку, в проем протиснулся лейтенант милиции, выбравшись в комнату, посторонился, пропуская второго милиционера, и окинул помещение долгим взглядом.

— Ишь как обустроились, — произнес уважительно лейтенант и прошел к столу. — То-то мне жалобы сыплются — бомжики прижились в подвале. У них там и свет, и водку там же лакают. Того и гляди, подпалят дом. Думаю, как?.. На моем участке — и нежелательный элемент? А выходит, правда!

Все это больше относилось к его напарнику — сержанту в серой полевой форме и берете, заломленном на бритый затылок. На груди его желтел металлический жетон «ППС», никелированные наручники позванивали на портупее.

Лейтенант хозяйски сел на кровать, положил на колени кожаную папку, поигрывая «молнией» и раздумывая: открыть ее или пока не стоит?

— Документики имеются?

— Пожалуйста. Вот и трудовая книжка, удостоверение ударника труда.

— Так ты ударник? — хохотнул сержант, гася фонарь. — А прописку имеешь?

— Прописки нет.

— Значит, придется пройти с нами, — подытожил лейтенант. — А у тебя? — он строго посмотрел на Вадима. — Бли-ин… а куда его с такой физиономией? Поди, не примут?

— Нам-то какая разница? — возразил сержант, обшаривая углы. — Наше дело солдатское. Сказали доставить — доставили! Галочка есть. Если не нужен, помдеж[2] сам отфутболит.

— Пошли, — лейтенант встал и сунул папку под мышку. — На месте разберемся, что вы за птицы.

Глава 7

В тесной — шаг на три — камере со стенами, отделанными под «шубу» цементным набрызгом, набилось восемь человек. И дышать из-за испарений было нечем. В рассеянном свете лампы, упрятанной за стальную сетку, клубился сигаретный дым, расстилаясь рваными слоеными клоками. Вентиляция не работала, и человеческое дыхание, смешавшись с вонью протухшей мочи, разившей от пластиковых, выставленных у дальней стены бутылок, и потом, образовывало нестерпимое зловоние, и крупные капли конденсата зависли на сыром, в подтеках и разводах, потолке.

Вытянув ноги на замусоренном полу, Ежов спал. Соседи его шумели, обсуждая перипетии жизни, непонятно за какие провинности забросившей их в эту камеру, иные курили одну за одной, кто мрачно пялился в серые набрызги, обдумывая свое…

* * *

В райотдел их привезли на «воронке», дребезжащем на каждой кочке. Лейтенант открыл дверь собачника с зарешеченным окошком, буркнул: «Следуйте за мной»; войдя в серое кирпичное здание, поднялся на первый этаж к стеклянному окну с надписью по трафарету: «Дежурная часть», сразу за которым стоял пульт и сидевший за ним капитан с кем-то ожесточенно ругался по телефону, сунулся в обшитую темной рейкой дверь с табличкой: «Посторонним вход воспрещен».

Посторонним лейтенант не был, Ежов и Вадим, видимо, тоже, потому как дверь раскрылась и участковый вежливо отошел в сторону, давая дорогу задержанным.

Они попали в просторное, отделанное светлыми стеновыми панелями помещение, опустились на скамью, стоявшую у железной, сваренной из прутьев арматуры клетки, в народе именуемой «обезьянником».

Из закутка, оторвавшись от компьютера, вышел плотный старшина с изъеденным оспой лицом, уселся за стол напротив, пододвинул ближе толстый журнал в коричневой обложке, перевернул страницу и извлек ручку из нагрудного кармана.

— Так, — изрек он и, посмотрев в сторону Вадима, протянул: — Ба-а! — И отложил ручку. — Я его не приму!

— Это почему? — оторвался от рапорта участковый.

— А куда мне его девать? Домой вести: кто его в ОСП примет?.. Сто пудов гарантии, что, кроме сотрясения, у него еще куча болячек вскроется. Забирай, мне он не нужен.

— Не знаю! — жестко парировал лейтенант, и глаза его превратились в колючие буравчики. — Это не мое дело! Вот тебе человек, который, уже проверено, — бомж. Вот на него бумаги! А что ты будешь с ним делать — проблемы твои!

Старшину перекосило, лицо покрылось бурыми пятнами. Подскочив к пульту, где управлялся капитан, что-то чертивший на листе бумаги, возмущенно выпалил, указывая на Вадима:

— Слава! На кой он нам сдался?! Как сдадим его? На него же кучу справок запросят, полсмены придется по больничкам возить. Пусть…

— Остынь, — оборвал его капитан, окинул оценивающим взглядом обоих задержанных. — В нулевку их. Потом разберемся.