Золотой истукан - [4]
— Бегут, — кивнул изгой понимающе.
— И чего всполошились? — вздохнул Добрита.
— Паленым пахнет. — Неждан подмигнул Калгасту.
Рассмеялись. Черный опять взглянул на хоромы. — А дерево сухое… — Обернулся, глазами поймал свет Руслановых честных очей, сморщился, разжал кулаки. — Куда теперь? — И сам ответил: — Тоже к нему, Ратибору, куда еще. — Он вновь, но уже чуть заметно, мигнул Калгасту.
Охотник — Добрите и Руслану:
— А вы, смерды смирные?
— Туда же. Ведь и так надо быть.
— Может, князь… — Руслан сглотнул слюну. Ох, поможет ли князь?
— Авось, — угадал его думу Добрита. — А, Еруслан? Меня, глядишь, в дворовую челядь приткнет: небось слыхал он обо мне, я не ленивый. Тебя в дружину возьмет. Отрок ты дюжий. Исхудал, правда, малость. Ну, не беда, разнесет на княжьих хлебах.
— Возьмет ли ворчун? — усомнился Руслан, а внутри уже с дрожью подымалась надежда: вдруг посчастливится? — Я, чай, безродный. Схоронил своих-то всех.
— Такие и надобны князю.
— Плывете? Добре. — Калгаст повеселел. — Но давайте сперва поедим, вздремнем. Путь далек. Садись, Неждан. И ты, злой Чернь. И вы, Судак, Линь и Карась, племя рыбье. Эй, кому дешевых лещей? По оплеухе за пару. Платить боярину Пучине. Налетай, людие.
Тронулись.
— Землю пахать — несыту быть, князю служить — быть биту. Идите лучше со мной полевать.
— Полевать — не редьку поливать. Ратаеве мы с Ерусланом. Прикинь, легко ли: от нивы да в дикое поле?
— Раздолье. Схватился со старой чадью, изгнали прочь — с тех пор и скитаюсь, по-птичьи питаюсь. Лечу, куда хочу.
Завидно Добрите.
Но хватит ли в реках, лесках еды на всех?
Озадачен Калгаст.
Пожалуй, нет. Народу — пропасть, и русь не чудь, не к снасти хитрой — больше к сохе привычна. Однако уда, самострел, сеть да пасть — подспорье хлеборобу. Дичи по рощам да прочим урочищам вдосталь. Одна беда, везде знамение торчит боярское: на гонах, езах, перевесищах. Полезешь — кожу сдерут.
Калгасту слезы, Добрите смех.
Вот и «лечу, куда хочу».
Теперь все чужое, только горе свое.
— А, Еруслан?
— Да. Оно, конечно… похоже.
Лучше б смолчать, но как тут смолчишь? Про долю мужицкую речь. К тому же сыт сейчас Руслан, а сытый — смелый. Притупило едой боязнь, точно зельем — болезнь.
— Правда, Калгасте, будто при дедах — добрей жилось? Хозяйством вроде совместно владели, достаток делили поровну. Ни слуг, ни князей. Все вольные.
— Древляне в дебрях сырых доселе прежний устав берегут. И что? Таятся в селах убогих да крохотных, как совы в загаженных дуплах. Совместно? Один топор на пятерых. Пригорок выберут, лес подсекут, выжгут дотла: сей, веселись, поле — с ладонь. Снимут горстку пшена, урожай клянут: всего-то по зернышку и досталось. Бедность. От нее — злость, жестокость. Вольные?
Сплошь холопы, всех без разбору душит вервь. Хворому, слабому, старому — смерть. Непокорному — тоже. Случилось мне забрести к ним намедни. Еле утек. Хотели повесить, духу лесному скормить.
Добрита — недоверчиво:
— Что ж… выходит, легче теперь человеку?
— Выходит. Ну, сейчас, правда, плохо. Неурожай. Сухомень. Ныне всякому худо, даже боярину. А так, ежели сверху взглянуть, то, конечно, полегче. Ты — на скудость сетуешь, а древляне, дреговичи, кривичи — завидуют нам. Дескать, обилье в полях. А что? Лесов дремучих, темных тут мало, степь близко, есть где соху развернуть. Усадьбы. Веси. Города. Простор — до морей. Весь белый свет по соседству. И гнездо у каждого свое. Очень им то по нутру, бородачам болотным. Тоже, где могут, где одолели чащобу — росчистей крупных, значит, и хлеба, прибавилось, — рвут ветхую вервь. Уже и бояре, слыхать, завелись.
— Эка радость.
— Ну, и не то, чтоб напасть. Их с челядью — горсть. Всему голова — смерд, вольный пахарь. Спору нет, изнемог он нынче. Но — до поры. Приспеет щедрое лето — опять хозяин себе. Отвалит дань, и боле его не тронь. Да и господский двор, если умом раскинуть, опора смерду в недобрый час. Ругаем Пучину: «Скупой». Верно, что скуп. Однако же — помогает. Взаймы дает, хоть и с двойной отдачей. Негде взять — и тому будешь рад. Даром никто не отвалит. Утек? И его надо понять. Прежде-то сыпал. Брал купу, Добрита?
— По горло в долгах, и старой чади, и Пучине.
— Ты, Еруслан?
— Покойный батюшка наш семян занимал, товару железного. Вернуть не успел. Долг — мой теперь. В закупах числюсь.
— Видите.
— Чего ж тогда бранишь нас с Ерусланом? Собачье, мол, счастье. Не пойму.
— Больно покорны, податливы. Чем славилась издревле Русь? Упрямством. Ни доморощенным, ни пришлым лиходеям не давала спуску. А нынче нас не узнать. Присмирели. Секут до костей, истерзали вконец, измочалили — терпим. Идти к богатому иди, да оглядывайся. Он ненасытный. Всех исподволь посадит на цепь. Как ромеи в Корсуне — пленную скуфь. Бичами, как скот, на жатву погонит. И что? Вчера — ты смерд, сегодня — закуп, должник, а завтра? Холоп. И дети твои… кем вырастут в хлевах чужих?
— Нету детей. Схоронил. И жену.
— Мир праху. Будут еще. А будут — кем будут? Ты думал о завтрашнем дне, о детях да внуках? Должен думать, поскольку, себе на беду, — человек. Это волу — набил брюхо травой, и хорошо, спи, посапывай.
— Изгой, а туда же. Тебе-то что до забот мужицких?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Многострадальная земля Турана (Средняя Азия) за долгие века встречала немало завоевателей. И когда однажды с горных перевалов на равнины хлынула закованная в бронзу непобедимая армия Искандера Двурогого, сына Филиппа Македонского, на пути завоевателей встала маленькая и гордая Согдиана под предводительством отважного вождя Спантамо.Читайте один из лучших романов известного писателя-историка Явдата Ильясова!
К 55 годам Марк Лициний Красс достиг вершин власти, славы и богатства. Он стал членом триумвирата вместе с Юлием Цезарем и Гнеем Помпеем — то есть фактическим правителем Римской республики. Его состояние было сравнимо с казной Вечного города. Но Крассу хотелось большего. Став консулом Сирии, он тут же развернул подготовку к войне с Парфией, в то время имевшей с Римом договор о дружбе. Вероломно вторгшись в Месопотамию, Красс захватил и ограбил несколько городов, в том числе и знаменитый храм Анахиты — богини-матери, устроив в нем свою ставку.
У кочевых саков, древних жителей Турана, погиб на охоте вождь. Саки избирают предводительницей жену погибшего вождя — гордую и мудрую Томруз.Царь персов Куруш (Кир), давно мечтавший о захвате Средней Азии, предлагает Томруз выйти за него замуж.Саки разгадывают хитрый замысел персидского царя — по старинному восточному обычаю иноземный царь, женившись на местной правительнице, становится хозяином страны.Томруз отказывается выйти замуж за Куруша. Тогда разгневанный царь выступает во главе сильного войска к Аму-Дарье.
Гикия стояла у обелиска и горько улыбалась. Черное покрывало упало с головы молодой женщины, морской ветер теребил прядь ее волос, поседевших за одну ночь.Это была страшная ночь…Могущественный царь Боспора давно стремился покорить демократическую республику Херсонес, расположенную в юго-западном уголке Тавриды. Но никакая сила не могла сломить рыбаков и пахарей, защищающих свою свободу и независимость.Любовь и гражданский долг — такова главная тема романа «Стрела и солнце». В книге рассказывается о событиях почти двухтысячелетней давности, но своей идейно-художественной направленностью она прочно связана с современностью.
Черная вдова. Это страшное прозвище получила в средневековом Хорезме красавица Гуль-Дурсук, дочь одного из городских правителей. Ради татарского царевича Орду-Эчена, осадившего город, она умертвила мужа – отважного воина, возглавлявшего оборону, и подло выдала завоевателю своих героически сражавшихся сородичей. Из-за черной измены город был разрушен.Народ заклеймил предательницу в легенде, сохранившейся до наших дней.
В книгу вошли незаслуженно забытые исторические произведения известного писателя XIX века Е. А. Салиаса. Это роман «Самозванец», рассказ «Пандурочка» и повесть «Француз».
Когда весной 1666 года в деревне Им в графстве Дербишир начинается эпидемия чумы, ее жители принимают мужественное решение изолировать себя от внешнего мира, чтобы страшная болезнь не перекинулась на соседние деревни и города. Анна Фрит, молодая вдова и мать двоих детей, — главная героиня романа, из уст которой мы узнаем о событиях того страшного года.
Историческая повесть о великом русском изобретателе Ползунове.
Немецкий писатель Теодор Крёгер (настоящее имя Бернхард Альтшвагер) был признанным писателем и членом Имперской писательской печатной палаты в Берлине, в 1941 году переехал по состоянию здоровья сначала в Австрию, а в 1946 году в Швейцарию.Он описал свой жизненный опыт в нескольких произведениях. Самого большого успеха Крёгер достиг своим романом «Забытая деревня. Четыре года в Сибири» (первое издание в 1934 году, последнее в 1981 году), где в форме романа, переработав свою биографию, описал от первого лица, как он после начала Первой мировой войны пытался сбежать из России в Германию, был арестован по подозрению в шпионаже и выслан в местечко Никитино по ту сторону железнодорожной станции Ивдель в Сибири.
«Страницы прожитого и пережитого» — так назвал свою книгу Назир Сафаров. И это действительно страницы человеческой жизни, трудной, порой невыносимо грудной, но яркой, полной страстного желания открыть народу путь к свету и счастью.Писатель рассказывает о себе, о своих сверстниках, о людях, которых встретил на пути борьбы. Участник восстания 1916 года в Джизаке, свидетель событий, ознаменовавших рождение нового мира на Востоке, Назир Сафаров правдиво передает атмосферу тех суровых и героических лет, через судьбу мальчика и судьбу его близких показывает формирование нового человека — человека советской эпохи.«Страницы прожитого и пережитого» удостоены республиканской премии имени Хамзы как лучшее произведение узбекской прозы 1968 года.