Золотой цветок - одолень - [50]

— Нашел дурака! Со скалы меня хошь сбросить?

— Нет, клянусь! Я буду целовать твои ноги!

— Поцелуй свинью в задницу, дозорщик!

— Царь возведет тебя в боярина. Ты станешь знатным! Одно мое слово... и ты будешь... понимаешь? Ведь мы с тобой договоримся? Я куплю тебе корабль. Ты поплывешь в разные страны. Ты увидишь Венецию! Париж! У тебя будут красивые девушки, кафтаны! Кстати, у меня за поясом письмо тебе от Олеськи. Возьми! Мы договоримся? Да?

— Нет, царский дозорщик! Мы никогда с тобой не договоримся. И посадим на кол мы твою сестру Зоиду Поганкину. И удавим ублюдка Зойкиного — Егорку. И с тебя Меркульев самолично шкуру сдерет заживо, Платон Грибов.

— Дурная привычка — говорить вслух с самим собой! А ты все слышал, Ермошка?

— Слышал.

— Но один из нас в таком разе не должен уйти отсюда живым.

— Мож, я и не уйду живым. Но покась ты болтал, дозорщик, со мной и с вороной, мой друг Бориска спустился с камня. Вон — погляди! А он тож все про тебя слышал! Не шевелись! Стреляю!

Дьяк сыскного приказа и не думал убояться. Он плюнул зло на Ермошку и нырнул за каменную стенку. Ермошка перебежал на другой край площадки и спустился на один уступ. Камень перед собой поставил, другой. Щель образовалась. Если бы дозорщик перемахнул через ограду в один скок, он бы на площадке никого не увидел. А Ермошка бы взял его сразу на смертельный прицел. Но Грибов не прыгал. У него была своя хитрость. Вот из-за гребня показалась его шапка.

— Смехота! — улыбнулся Ермошка. — Напялил дозорщик свою шапку на обломок какого-нибудь камня, поднимает чучело левой рукой. Ха-ха! Я выстрелю по шапке. Останусь на миг безоружным. А ему хватит энтого мгновения. Поднимется он из-за стены, влепит в упор заряд свинца.

Шапка поднялась еще выше. Но на приманку Ермошка не обращал особого внимания. Обнаружил он свою промашку. Заметил в дырке стены пузо вражины. Боже мой! Не там он ожидал место выскока. Дозорщик- левша! Шапка у него в правой руке. Значит, пистоль — в левой. Ах, зачем было опускаться на уступ. Легкий прыжок, выстрел в дыру! И пуля в брюхе поганца. Помоги, господи, не промахнуться! Прицелился Ермошка в дыру, где выглядывал вражий живот, выстрелил! Господь бог не оказал помощи. Ермошка промахнулся. Но второй пистоль у него уже был готов к бою. Дьяк вообще не понял выстрела. Он шел, как слепой, на поводу своего замысла. Подумалось ему, что отрок стрелял по шапке. Куда ж он мог еще стрелять? Пока он меняет пистоль, придет смерть. Вторым выстрелом надо настигнуть убегающего с горы мальчишку Бориску. И не будет никакой опасности. Снова можно ходить слепым гусляром до устья. А там на лодку — и в Астрахань! Затем приходи с войском, без казаков, бери утайную казну.

Дьяк взметнулся на каменную стенку верхом, повел рукой, целясь... Но на площадке никого не было! Ушел? Не уйдет, глупенький! Я ж сверху его пристрелю. Воткну пулю в темя. Возле лица дозорщика пролетела ворона. Он отшатнулся, глянул на нее. Ермошке этого было достаточно. Он привстал и выстрелил, наведя ствол в сердце противника.

Пуля пробила дьяку плечо. От неожиданности он выронил оружие, перевалился опять на свою сторону. Ермошка ловко выпрыгнул из укрытия, подбежал к стенке, схватил пистоль дозорщика. Что делать, когда не везет? Ствол был пуст. Свинец и порох выпали. И у Ермошки почему-то нет ни свинца, ни пороху. Оборвалась тесьма, упал гамак. Господи, спаси! Вылезет сейчас страшила и удавит его, зарежет!

Ермошка в ужасе бросился к чертову сходу, начал торопливо спускаться. Бориска прыгал внизу на одной ноге, махал ему рукой, слезливо морщился. Не годятся для войны и вражды дети. Ежли бы дьяк Грибов убил Ермошку, не ушел бы и Бориска. Уложил бы его дозорщик с первого выстрела. Вся земля держится на Ермошке. Вырос он из детей, стал казаком. Не зазря же его целовала дочка атамана Олеська. У кого-то трудная судьба. А у него — шествие праздничное к богатству и славе. Закопаны в схороне семьдесят золотых, которые он наворовал, выпросил, заработал у Кузьмы в огненной кузне.

Кузнец не может разгадать своего молотобойца. Ермошка однажды бросил в черепичную колоду с древесным углем заготовку для сабли. Бросил и забыл. Колода сыровата была, не обожжена достаточно. Обжигал ее на другой день Ермошка. А в уголь засунул двух змей, убитых по дороге. Подбросил камень-умор. Глину синюю. Известь с камнем зеленым. Кузьма пришел в кузню, увидел горящую колоду, стал ругаться. Выдернул кузнец глиняную лепнину клещами. Она опрокинулась... и выпала из нее заготовка для сабли. Горит и пропадает в искрах поковка. Кузьма бросил ее в бочку с водой. Мол, выйдет авось коса или серп, из остатков сгоревших выкуется. А поковка-то обернулась булатом!

— Становлюсь пред тобой на колени, Ермолай! — винился Кузьма.

— Я ить все для Яика! — шмыгнул носом Ермошка.

— Где ты тайну булата добыл?

— Да вот... камушек у меня черный с белым крестом. Потрешь, значится, его ладошками. Слова кой-какие вымолвишь утайные! Черт приходит! Помогаеть!

Не мог Ермошка удержаться от вранья. Он бы умер в тот день, когда не соврал, не обманул, не украл. Сегодня в первый раз он не врал даже самому себе: