«Золотое руно» - [64]

Как нужно увидеть ее и сказать: у нее не было другого выхода! Это был соблазн, нужда - это был рок, он двигает судьбу! Что только не сделал человек под давлением рока... Каждый стоит перед выбором, и чем он сам лучше других? Саша видел перед собой мать, как живую, и думал, что сейчас их жизнь встает перед ним ярче и правдивее... Он понял - самоубийство было ее выходом. На ней сотни людей, обязательства, договора - она ничего не могла остановить. Она поняла, что натворила, но было поздно: процесс пошел, поступок был сделан... У Саши все поехало в душе. Наверняка она хотела задержать, говорила, объясняла - не может быть, чтобы партнеры не знали? Значит, знали! Потому что, когда она покончила с собой, компания развивалась, открыла Клуб - они поставили дело на поток. Но кто может остановить поступок, повернуть назад?

Он пошел по улице, не видя, не соображая. Ноги сами принесли его назад, к дому. Лестница. Под ногами мелькнули знакомые ступени, он, кажется, входил по ним тысячу лет... Как потерянный, он вошел в свой открытый дом. Его охватила острая, невыносимая тоска. Дойдя до маминой комнаты, он обошел ее, скользя взглядом по предметам, как будто прислушиваясь к чему-то. Перебирая вещи, подошел к платяному шкафу и открыл его. На вешалках висело множество платьев, он знал их все. Дотронулся до темно-синего, из мягкой ткани - оно нравилось ему больше других. Держа в руках знакомую вещь, он медлил, наполняясь ее теплом, сердце его заныло, он поднес платье к лицу и вдруг ощутил запах мамы. Запах не мог сохраниться, но Саша сразу вспомнил его. Он поднес платье ближе, вдыхая. Сел между платьями, прижал их к своему лицу и горько, тяжело заплакал.

Он долго сидел здесь, в своей любимой комнате, и как во все эти месяцы облегчение от слез не наступило.

В комнатах замерла глубокая тишина. Он был один в глухом, ватном пространстве дома. Свет не двигался, прилипнув мутными пятнами к серым предметам. Как будто вакуум окружил его, поднял и понес: без воздуха, движения и мыслей - прочь от любимого и самого нужного - туда, где, наконец, бессмысленность чувств становится милосердием...

Он пошел в ванную, в темноте открыл воду. Оставил лампу в коридоре. Разделся и лег в воду.

На двери ванной застекленная часть выложена витражами: звери, птицы, человечки в профиль, в фас, что-то делают, тянут куда-то руки. Через тонкие витражи яркий свет из коридора отпечатал силуэты на окружающих стенах. Графика. Черно-белый мир. Увеличенные фигуры на стенах всколыхнулись, подались и пошли. Они поднимали и опускали руки, совершали что-то важное, необходимое. Преодолевали, насаждали. Они снимали урожаи своих дел и начинали все сначала... Бесконечные усилия идущих в профиль, смотрящих в лицо.

Открылся уличный балаган. Возник Великий Город, но на подмостки вышли король и дамы. Они пили вино, подливали в бокалы яд из пузырька, что-то желая друг другу. Один за другим они падали, как подрубленный ствол, их сменяли другие.

Шли пиры в каждом богатом и бедном доме. Жгли огонь и точили ножи. Гнали и убивали стада животных и пользовались их мясом. Убивали множество птиц и рыб и пользовались их мясом. Срывали множество растений, и все это съедали. Деревья рубили, использовали их тела. Люди во всем нуждались больше и больше - они не знали остановки в пути. Они боялись и ненавидели природу - эти бесплотные человечки - Саша не мог оторвать от них глаз - но, одновременно, они - могучие, все пространство заполнившие собой, и здесь, на стенах ванной, и там - в стенах залов, комнат и лачуг. Он следил за их неустанным, натруженным движением. Он видел взмахи топоров и тех, кого они убивали, и кровь, выступающую у них из-под ногтей.

Одни прожили свой срок, сменились другими, ушли навсегда. Но за ними, словно невидимый след, осталось нечто. Особая воля, упорный смысл, для чего должна двигаться жизнь. Воля, воля в утверждении себя! Властное, неумолимое преодоление мира: каменных гор и текущих вод, растений больших и малых, всех бегающих и дышащих. "Вот в чем смысл жизни, - думал он. - Как стыдливо мы обходим молчанием эту страсть - никто не скажет о себе: "Я пришел убивать".

Вот тени стали благообразнее, труднее различить их неприкрытую жадность. Цивилизованные лица, цивилизованные манеры и шляпы. Саша второй раз заглянул в их сердца и увидел: и в них трепещет единая воля идущих. "Конечно, есть робкие, бескорыстные и благородные, их совсем немало, - размышлял он. - Если добрые и честные появляются поодиночке, все идет хорошо. Но когда люди сливаются в толпу - все становятся похожи друг на друга; важные и возвышенные идеи исчезают под массой второстепенных, лежащих вблизи; своеобразие целей неуловимо меняется на однотипность; хорошие, чистые ценности погрязают под меркантильной выгодой. И вот уже нет робких и добрых, а есть огромная толпа, живущая по иным законам. У каждого народа свое лицо и свои цели, которые он намечает бессознательно, но так, что эти цели совершенно соответствуют его лицу".

У человечков на подмостках сменились костюмы - что нового в этих временах? Саша видел, что люди все быстрее забывают друг о друге и о себе, все меньше великого они оставляют после себя. Засветились новые, блестящие огни, освещая подиум. Они сияют все ярче, страшнее, так что во всем мире видна одна эта площадка. Голоса звучат из динамиков, говорят речи, сливаясь в неумолкающий шум. Вокруг подиума все исчезло, утонуло во мраке, и монолитом веет от подмостков, отрезанных от всего мира!