Золотое дно - [50]
Геологи наметили желательный путь подводного корабля. Они говорили о своей непоколебимой уверенности в том, что нефть должна быть в указанных ими местах.
Совещание закончилось.
— Разрешите мне взять с собой студента Синицкого, — сказал Васильев, подходя к Агаеву. — Он хорошо освоил приборы нефтеразвгдки, как здесь говорила Саида, и очень ей будет полезен. Кстати, он сам просил об этом!
Подошел Рустамов, прислушался к разговору.
— Не возражаю. Если нужен, возьмите, — согласился директор. — Но на всякий случай еще раз предупредите студента, что испытания секретные.
— Это он, конечно, понимает, — заметил Рустамов. — Обидно… Но время сейчас такое, что часто приходится напоминать нашим людям, что за рубежом немало любителей чужих открытий… Да вот и сейчас, если бы узнали, например, в Америке о подводном танке Васильева, то незамедлительно в их журнале появилась бы статья: «Проект мистера Пупля». Из нее мы узнали бы, что этот мистер думал о подводном изобретении еще в детстве… Да, немало таких джентльменов, которые бродят вокруг нашего дома с отмычками!
— Я даже считаю, что зря мы разрешили опубликовать статью о подводном основании Гасанова, — заметил Агаев. — Она может привлечь внимание… вообще к работам института… Ну, не хмурься, Ибрагим! Пока еще ничего не случилось. Да… — Он помолчал, взглянул на Васильева и сказал: — Ну, а слава изобретателя все-таки придет, и придет вовремя.
— Кто из нас об этом думает? — глухо проговорил Васильев.
Взглянув на часы, он вышел из комнаты. За ним постепенно покидали ее и другие участники совещания.
— Значит, завтра? — прощаясь с Агаевым, спросил академик.
— Да, Мирза Кафарович, завтра… А сейчас поедемте вместе. Мне еще нужно успеть в Совет министров.
Кабинет опустел. Рустамов остался один. Он подошел к выключателю и погасил люстру.
Холодные лучи настольной лампы падали на карту Каспийского моря. Парторг наклонился над ней и задумчиво обвел карандашом самые синие места, по которым завтра должен пройти танк Васильева.
Кто-то осторожно постучал в дверь.
Рустамов задумался, он ничего не слышал. Дверь тихонько отворилась. Синицкий стоял на пороге и смущенно мял в руках шляпу.
— Простите, пожалуйста, товарищ Рустамов! Я хотел спросить, получено ли разрешение на мое участие в испытаниях. И потом у меня…
— Заходи, дорогой, заходи! — Рустамов оторвался от карты. Садись.
Синицкий робко сел на краешек кресла.
— Мне говорил Александр Петрович, — улыбаясь, начал парторг, что Синицкий — настоящий изобретатель.
Студент покраснел и неловко провел рукой по взъерошенным волосам.
— Понимаешь, дорогой, — продолжал Рустамов, — откровенно скажу, не хотели мы допускать студента к таким большим испытаниям, но… Как отказать молодому изобретателю? Нельзя! — Парторг с ласковым прищуром посмотрел на юношу. — Молодежь со смелой мыслью, новаторов воспитывает наша страна. Надо помогать им! Вот, смотри… — Он широким жестом скользнул по карте. — Перед тобой все, даже каспийское дно, где никто никогда не бывал.
Сияющими глазами Синицкий смотрел на парторга. Значит, решено! Завтра он уже на правах техника по приборам будет участвовать в испытаниях. Ведь это первое в мире путешествие по дну моря, и главное — на таких глубинах…
— Али Гусейнович, — волнуясь, заговорил Синицкий, — это такая большая честь для меня… Я еще, конечно, не изобретатель. Таких у нас очень много… Вот, например, даже в вашем институте — ребята, которые сейчас работают на опытной вышке… Изобретателю надо очень много учиться!
— Обязательно, — улыбнувшись, согласился Рустамов. — Ты это не хуже меня понимаешь. Вся страна училась в годы пятилеток, хотя не все среди нас назывались изобретателями. Понимаешь, дорогой, — парторг наклонился к Синицкому, — каждый советский человек воспитан строителем и созидателем. Он заново создавал свою технику сразу после революции и в годы пятилеток. А во время войны как трудно было строить! Ты этого, конечно, не испытал… Но советский человек, несмотря ни на что, выдумывал и строил… А потом новые пятилетки… Да, если вспомнить всю нашу жизнь, то можно с уверенностью сказать: каждый из нас что-нибудь строил и выдумывал. А так как все нужно было делать заново и часто на голом месте — многого нам не хватало! — то каждый из нас был неплохим изобретателем… Мы, конечно, не брали патентов и, тем более, не продавали их частным фирмам. Наши изобретения были совсем другими… Помню, как во время войны меня назначили главным инженером тут, на один завод. Надо было рассчитывать в основном на местное сырье. Из Москвы все детали не привезешь. Производство я в то время плохо знал, опыта не хватало… Клянусь, что тогда я почувствовал, будто меня плавать учат. Отвезли от берега и в море бросили: «Вот теперь плыви! Научишься!» — Он хитро улыбнулся. — И что же? Научился! Из цехов неделями не выходил, все хотел знать… А вот когда все, что нужно, узнал, начал искать, выдумывать, как делать детали из того материала, что был на заводе. Вот когда я изобретателем стал!.. Понимаешь, одно за другое цепляется. Одно придумаешь — другое не подходит…
Рустамов помолчал и задумчиво стал разглаживать морщины на лбу.
