Золото Советского Союза: назад в 1975 - [7]

Следующая светлая мысль, посетившая голову, была: «А не привидение ли я?»

Труп в наличии, так может я умер? Саданул кулаком об горелый пень, убедился, что боль самая настоящая. Солнце печёт мою волосатую голову. И жрать охота. Привидения не жрут. Или жрут, но души-страхи всякие. А у меня желудок бурчит громко и выразительно. Как назло, даже горелых рюкзаков или их содержимого, не видно. И в карманах брезентовой штормовки (ха-ха) всякая несъедобная фигня, типа лески с крючком и каких-то гаек. Верхонки ещё. А нет, что-то есть. Вытащив горсть сухарей, не поверил себе. Может и тушёнка найдётся? Ладно, пусть не в куртке, а в штанах. Хрен. А вот в правом кирзаче что-то есть. С трудом стащив сапог, размотал портянку, рискуя, что обратно замотать нормально не смогу. Портянки когда-то давно были в армии. Так тридцать лет прошло, всё позабыл с тех пор. Выпал мешочек вроде кисета, туго перевязанный тонкой верёвкой. Тяжёлый. Интересно. Раздербанив завязку обгрызенными ногтями, каких у меня отродясь не было, заглянул внутрь. Оп-па! Ну это уж слишком. В мешочке было золото. Мелкие чешуйки, среди которых прощупывались более крупные кусочки. Вытащив самородок с ноготь большого пальца, поковырял его, посмотрел на свет, понюхал. Вспомнил, что надо попробовать на зуб. Куснул. Дебильный глюк! Даже нижний зуб, шестёрка, на месте. И вместо пары мостов по ходу свои. Чё за гон! Упихнув глюкавый самородок на место, затянул верёвку и похромал в кирзаче на босу ногу к воде. Поймать отражение удалось не сразу. А когда удалось, я долго всматривался в неприлично молодое лицо в обрамлении чёрных патлов.

Это не я. Я-настоящий лежу там, наверху около кратера. А тут вместо меня другой человек с килограммом золота в кирзаче. Но внутри него я. Как это называется? «Переселение душ», — подсказало подсознание. «Спасибо, ты такой умный», — ответил я. — «А как же остальное? Пропажа Лёшки и Вовки, горелый лес, и та совдепия с вытянутыми коленками, что на мне надета? Уж лучше глюки, на них всё можно списать».

Поразмыслив так, я пришёл к выводу, что сидеть здесь бесполезно. Во-первых, я не знаю, где нахожусь на самом деле. Во-вторых, где мои друзья, тоже неизвестно. В-третьих, я не знаю, движется ли моё настоящее тело, когда я двигаюсь тут. И жрать охота. А тут всё выгорело к чертям, даже ягодки никакой нет. Сухари только приглушили острый голод. Надолго их не хватит. Решено, иду. Оставив на всякий случай знак друзьям на дереве. Пусть хоть знают, что я здесь был. Добыв из второй портянки нож, я выбрал горелый ствол на видном месте и ожесточённо начал резать в саже своё имя: «Саня». Ниже «УАЗ». И стрелочку. Ушёл к машине. Не идиоты, поймут.

Потом я вспоминал, как эту чёртову портянку намотать обратно, потому что без неё идти нереально. Вспотел, сбросил с себя штормовку, обнаружив под ней застиранную мастерку коричневого цвета. В одном кармане нашёл коробок спичек «30 лет Победы», а во втором — карамельку «Чебурашка». И это было последним ударом. Сжав в кулаке конфетку, которую в последний раз видел черт-те когда, я заржал.

Минут пять я бился в истерике, размазывая выступившие слёзы пополам с сажей, и не мог остановиться. Наверное, в этот момент я как никогда был близок к сумасшествию. И никого не было вокруг, чтобы дать мне оплеуху или хотя бы вылить на голову ведро воды.

Ещё всхлипывая от неконтролируемого хохота, я развернул фантик и сунул конфету в рот. Господи! Я помню этот вкус — вкус детства. Теперь запить водой из речки и вперёд — куда глаза глядят.

Не знаю, что со мной, но никогда не слышал про глюки, в которых участвовали бы все органы чувств, включая обоняние, осязание и вкусовые сосочки на языке.

Гарь быстро кончилась. Сначала попадались отдельные уцелевшие деревья, потом зелёные прогалины, а потом хрустящий пепел под ногами сменился бурым ковром мха. Я шагал по девственной нетронутой тайге и тщетно искал наши собственные следы, которые мы всяко оставили вчера. Тайга — не джунгли, тут за сутки ничего не зарастёт. На слиянии Ексекюляха и Явальдина мы перекусывали. Если там тоже ничего нет, пойду дальше, может эта зона сумасшествия закончится или газ из меня выветрится. Хорошо бы так. Тогда я доберусь до машины и с трассы подам сигнал бедствия. Мужиков надо выручать. Только нужны респираторы, а лучше противогазы или вообще костюмы полной защиты. Вдруг эта хрень через слизистую глаз впитывается или через кожу.

Я строил планы, стараясь не пропустить тот момент, когда меня попустит. Ну или хотя бы одышка вернётся или хоть сердце кольнёт. Хрен-то там. Я шагал как заведённый, и даже не думал уставать. Молодой, сцука, здоровый лоб.

В какой-то момент мне показалось, что я остался в мире один. И это капец как было страшно. Тишина напрягала. Жутко хотелось встретить хоть кого-нибудь. Любого человека, даже того шамана. Его, кстати, хотелось увидеть больше других. Задать пару вопросов, и вытрясти с него ответы. Какого чёрта со мной происходит? Я живой, хожу, дышу, великолепно себя чувствую. И при этом я не я.

Какое-то время спустя сквозь звенящую тишину начал пробиваться посторонний звук. Когда я обратил на него внимание, понял, что слышу его уже какое-то время. Что-то монотонно-гудящее на периферии слуха. Машина? Да нет, какие в этой глухомани машины? Самолёт? Вертолёт? Остановившись, долго прислушивался. Дослушался до того, что гудеть стало уже с двух сторон. То звук доносился слева, то справа. Потом я сообразил, что это эхо гуляет в распадке. Со стороны наверное выглядел как гончая, потерявшая след. Я метался в разные стороны, пытаясь слушать, не приблизится ли звук, выяснил, что он доносится спереди и бегом рванул вперёд, надеясь догнать его источник. Правый кирзач расхлябался, не иначе портянка сползла. Да и пофиг, главное, до звука добежать. В одном особо заросшем месте пришлось продираться сквозь заросли карельской берёзы. А сразу после них я вылетел на свежую гусеничную колею. Танк! — почему-то подумалось первым делом. Вон и деревья повалены, пёр напролом. А может трактор. Хотя откуда тут техника? Похрен! Откуда я тут такой интересный?