Золото Советского Союза: назад в 1975 - [10]

Спать меня определили в одну из больших палаток, которую я чуть не снёс, врезавшись в жердь на входе. Геологи хохотали, похлопывая меня по плечу, ничего мол, научишься, какие твои годы. Нет уж, дудки. Таскайте сами на себе вашу брезентуху. И антимоскитной сетки нет, всё дымом провоняли, выживая гнус и людей. Глаза ест, дышать нечем. Пришлось напрашиваться в гости к девушкам, у которых вход был занавешен марлей, прелесть какая. Впрочем я не один такой был, и мы неплохо посидели, веселя девчонок байками и по очереди играя на гитаре.

И если страшилки про медведей и анекдоты про Чапаева мне без того были знакомы, то с музыкой вышел косяк. Пели они чёрт те что собственного «гениального» сочинения. Когда дошли до «Под крылом самолёта» я чуть не прослезился. Песен Боярского они пока не слыхивали, Пугачёвой тоже, как я потом узнал. И гитара у них дрова, помотайся-ка с хозяином по горам и долам. Надо сваливать поскорее. Эти дикие люди не знали даже «Изгиб гитары жёлтой», а на «Милую мою» встрепенулась одна Люся.

— Точно! Это та песня, её наши туристы со слёта привезли в позапрошлом году. Я всё искала слова, да так и не нашла. Сразу не успела записать, у меня тетрадки с собой не было.

— Гугл в помощь, — буркнул я. Зря, конечно.

Ребята уже с нездоровым интересом на меня посматривают, а если я начну фонтанировать творениями великих композиторов и исполнителей, туши свет. После изгиба жёлтой гитары уже все наличные женщины в количестве четырёх штук — от студентки Люси до геолога Октябрины Ивановны, посматривали на меня со знакомым блеском в глазах. Пришлось свалить от греха. И вообще я маленький и несовершеннолетний. И мне очень хочется баиньки. Где-то в баиньках скрывается моя настоящая жизнь. Отдайте мне её, я свечку в монастыре поставлю и пожертвую тыщ пять. Ладно, уговорили, десять.

Люся выскочила за мной в темноту, смутилась от собственной смелости, и попросила ей написать письмо, когда я буду дома. Дескать, она будет рада осенью его получить. Вот адрес. Ленинград. И вообще я замечательный и очень талантливый парень, она бы хотела дружить. Эка тебя занесло, девонька.

— Ну пошли в нашу палатку, сейчас и запишешь всё, что надо, — сказал я и положил ей руку на плечо.

— Быстрый какой! — возмущённо отпрянула красотуля.

Минута славы закончилась. Жаль.

Спал без задних ног. Хоть и палатка была поставлена не на очень ровном месте, а кому охота всю ночь сползать в один угол. И спальник мне выдали, мать его за ногу, со смехом отобрав у кого-то куркулистого с двумя тонкими вместо одного толстого. Жёстко, неудобно и довольно прохладно. А ещё кил золота в портянке, и надо его незаметно упихать в спальник, а утром так же незаметно вернуть на место.

Утро началось с разочарования. Я всё ещё здесь и сейчас. И бородатые морды всё те же. Разбудили меня рано, лично начальник партии. Передал с рук на руки хмурому водителю Василию. Лагерь спал, и на заведённый двигатель вездехода никто даже из палатки не выглянул. Перекус взяли с собой сухпайком, Василий куда-то торопился. Я загрузился в кабину с целью доспать ещё сколько получится. Но водила был настроен на другое. Он подозрительно посматривал в мою сторону, но из-за грохота говорить было бесполезно.

А потом он заглушил движок и сел на гусеницу перекурить.

— Значит, из Иркутска. А на Балаганнахе был?

— Нет.

— А Федьку знаешь?

— Первый раз слышу.

— Ничего, сейчас заедем в одно местечко, может и вспомнишь чего.

И мы заехали. Я сразу проклял себя за нетерпение и понял, что геологи были замечательным душевными людьми.

— О, Саня. Нашлась пропажа, — хриплым голосом приветствовал моё явление из вездехода ещё более заношенный и зачуханный мужик со стальным блеском глаз из-под насупленных бровей, поигрывая ножичком в мозолистой ладони.

И я понял, что попал.

Глава 3

Куда я попал? Почему эти люди меня знают? — задавался я вопросом, после того как схлопотал по морде и остался без золотого запаса. Не очень-то и нужен он мне. Советское государство за такие накопления граждан не хвалило. Да и наше российское не очень приветствует. Хотя пристроить можно, да. А можно сесть лет так на пять.

Я валялся на земле и зажимал разбитый нос, по которому мне прилетело.Нифига себе, глюки! Да в разных снах менядаже убивали, но чтобы реальная боль? А эти сцуки требовали ответа, где меня носило, и кому я сдал их компанию. Знал бы про вас, твари, так и сдал бы тем же геологам. Ничего, отольются кошке мышкины слёзки. Дайте только понять, кто вы есть, и откуда меня в этом теле знаете.— А я думаю, он — не он? Ведёт себя как ни в чём ни бывало, байки рассказывает, как ходил на какой-то кратер. Мне кажется, ему мозги отшибло. Живу, говорит, в Иркутске, и приехал на УАЗе с мужиками, — делился Василий.Сука ты, Вася. Посадят тебя за нетрудовые доходы, будешь знать, как маленьких обижать.— А чё я им должен был сказать?Что золотишко на себе несу? — вмешался я в разговор.Надо почву прощупать. Как-то же я оказался на кратере? В смысле, тот я, который я теперь. И золотишко при мне имеется, не поспоришь. Я его спёр и сбежал? Как бы выяснить и не спалиться?— Почему на Сухой не пришёл?— Я тебе чё, компас? Скажи спасибо, что вообще в живых остался. В тайге так-то зверьё дикое. А я с голыми руками.— Ружьё где?— В Караганде.— Не нарывайся, а то мигом к мамке отправлю.У меня и мамка есть?— О, круто. Так я пошёл?— Куда пошёл?— К мамке. Под юбку.— Ты смотри, как заговорил. А кто ко мне вязался — возьми, дядя Федя, да возьми с вами золото мыть.— Ну всё, накушался. Кстати. Пайку мою отдай, — развернулся я к Василию.Пойду по нашей колее назад, на отвалы она вышла недалеко, до них был всё время лес, найду.— Чего? Какую пайку?— Которую геологи нам выдали. Ты ведь гнал без остановки, всё цело. В кабине в рюкзаке лежит.— Да пошёл ты, — усмехнулся гад.— Ладушки. Сам возьму.Я деловито прошёл к вездеходу, но влезть внутрь не успел. Вася схватил меня сзади за плечо.— А ну, стой!Ну я и заехал ему в челюсть левой. С разворота. Удар левой у меня особенно хорош.— Что, не нравится, когда без предупреждения бьют? — спросил я и достал рюкзак. Реквизирую в счёт морального ущерба. Странно, что Федя не вмешался и вообще свалил из поля зрения. Забоялся что ли? Да и хрен с ним.Я пошёл к лесу, который был границей старого золотодобывающего участка. Кое-где на камнях уже рос иван-чай и малина. А в основном голо — груды камней –отработанная после промывки порода и котлованы с водой.— Стой! — заорали вдруг сзади. — Стрелять буду!Мне всегда было смешно, когда в крутых боевиках крутые чуваки застывали при угрозе оружием. Ну ты такой крутой, чего тебе бояться? Не выстрелит же, ясно с полпинка.Рна тебя смотритдуло оружия. Его чувствуешь спиной, ещё даже не повернувшись. И ждёшь, что вот сейчас пуля-дура войдёт в затылок или под лопатку. Я медленно развернулся. Народу прибавилось,ещё двое мужиков возвышались за Фединой спиной. Шансы сбежать стремительно таяли.— Давай назад. Говорить будем.— Бить будете, не пойду.— Не бойся. С тебя одной оплеухи хватит, а то ещё развалишься. И Василий не против жратвой поделиться, правда же? Ну давай-давай, не заставляй меня патроны тратить.Федя призывно махнул дулом, мол, смотри какой я добрый и приветливый. Пришлось вернуться. И теперь я сидел с маленькой железной кастрюлей, наворачивая похлёбку с грибами, а напротив восседал пожилой мужик с вислыми усами — Митрич, как его назвали. А на коленях у Митрича обрез.Остальные ушли перетереть с Васькой, которого удерживали от расправы надо мной вдвоём.— Не шали, паря, — сразу предупредил меняМитрич и, дождавшись согласного кивка, дальше общался вполне дружелюбно.— Ну и чего ты сразу в бутылку полез, хлопец? Фёдора тоже ж можно понять. Откуда ни возьмись — милиция. Да с собакой. Мы — к ключу, а ты в гору полез. И главное — золото при тебе осталось. А ты пропал. День ждали у сухого камня, другой, на третий Васька явился, говорит, ворочаться нельзя — засада.Аколи повязали тебя, так сдашь всех. Не таких кололи.Да и золото не маленькое.Затихаритьсянадо. Вот сюда и перебрались. Ладно, у Васьки чуйка сродни твоей, токмо на засады. А так бы вляпалсси. Ты как уйти-то сумел?— Как, как. Бегаю я быстро.— Повезло. Кабы замели, всё спросили. Они умеют, спрашивать-то. Даром, что несовершеннолетний, а ранее уже привлекался, в этот раз не отвертелся бы.Взревел в отдалении мотор — Вася собрался восвояси.— Саня, иди сюда, потолкуем, — позвал меня Фёдор, перекрикивая вездеход.Послушаю, что скажет.— Ты всерьёз уйти хочешь?Пожал плечами, пусть понимает как знает.— Куда пойдёшь?— Домой, куда ещё.— Ищут нас. Посёлок на уши поставили, мать твою уже спрашивали, где мол сын.Вернёшься — возьмут тёпленьким. Тут надо переждать. Сам знаешь, мы тоже в жилухусобирались. Уже добытого с лихвой хватит. По тыщонке на каждого. Мотоцикл себе купишь, магнитофон, брюки-клёш модные. Спешить только не надо.Мотоцикл. Обхохочешься. Себе возьми, дядя, драндулет. А мне надо посидеть и подумать. Это что, получается, у моего нынешнего тела была бурная жизнь до встречи со мной? Мать, проблемы с законом, хмыри эти вот. Про клёши мечтал парень. Целый человек, получается. Пацан, щегол неоперённый, но за свои полтора десятка лет или сколько там мне, успел покуролесить. Не в комсомоле и даже не в технаре каком-нибудь парится, в старание потянуло. Теперь я в его теле, а он где?