Золото короля - [2]

За башнями фортов, за виноградниками виднелся город — белые дома и высокие колокольни, похожие на сторожевые вышки. Мы обогнули бастион Сан-Фелипе и оказались прямехонько перед гаванью, принюхиваясь к дыму отечества, как ослы — к сену. Крепостные орудия встретили нас салютом, и наши отозвались им во всю мочь своих бронзовых глоток. Убрали паруса, приготовились отдать якорь. Матросы взлетели на ванты, я спрятал в свой заплечный мешок «Гусмана из Альфараче» note 1, купленный моим хозяином в Антверпене для препровождения времени в пути, и подошел к стоявшим на шкафутеnote 2 Алатристе и прочим. Почти все пребывали в радостном возбуждении от близости берега, от того, что позади осталось плаванье со всеми своими прелестями вроде встречных ветров, грозящих шваркнуть корабль о береговые рифы, выворачивающей нутро качки, валянья на заблеванной палубе, сырости, тухлой воды — да и той давали по кружке в день, — сухих бобов и червивых сухарей. Уж на что незавидна жизнь солдата на суше, но во сто крат тяжелее она в море, ибо захоти Господь, чтобы там влачили мы свой век, он снабдил бы нас вместо рук и ног плавниками.

Ну да ладно. Увидев меня, Диего Алатристе слегка улыбнулся, положил мне руку на плечо. Зеленовато-прозрачные глаза его задумчиво озирали местность, и, помню, я успел подумать: он не похож на человека, который возвращается в никуда.

— Что ж, мальчуган, вот мы и снова здесь. Сказано это было каким-то странным тоном, словно капитан смирялся с неизбежностью: дескать, что «здесь», что еще где — один черт. Я меж тем рассматривал Кадис, восхищаясь игрой солнечного света на стенах его белых домов и на величественной глади сине-зеленой бухты. Совсем не таким, как в моем родном Оньяте, был здешний свет, но, тем не менее, и его я ощущал своим. Собственным.

— Испания… — с кривой улыбкой процедил сквозь зубы, будто сплюнул, Курро Гарроте. — Старая ты сука, тварь неблагодарная.

Снова дотронулся до покалеченной руки, словно вдруг ощутил боль или решил спросить себя, во имя чего на редуте Терхейден едва не лишился он ее вкупе со всем туловищем? Курро собрался произнести что-то еще, однако Алатристе, которому хищно нависающий над усами крючковатый нос придавал зловещее сходство с ловчим соколом, предостерегающе покосился на него. Потом — на меня, потом вновь царапнул ледяным глазом малагца, и тот благоразумно воздержался от продолжения.

Якоря были отданы, и корабль наш замер в бухте. За песчаной отмелью, связывавшей Кадис с сушей, уходил в небо черный дым с бастиона Пунталь, однако сам город почти не пострадал. Столпясь перед пакгаузами и зданием таможни, с берега приветственно махали нам жители, а с моря окружили нас всякого рода ботики, баркасы, ялики и прочая мелкая посуда, причем экипажи их ликовали так, словно мы отогнали англичан от Кадиса. Потом я узнал, в чем тут дело — повторив ошибку Лекста и его англиканских пиратов, нас приняли за головной галеон из состава «флота Индий», который мы опередили на несколько дней.

Но, телом Христовым клянусь, мы все, хоть не из другого полушария плыли, тоже намыкались предостаточно, а я — больше всех, ибо впервые оказался в студеных северных морях. Флотилия наша, насчитывавшая шестнадцать вымпелов — семь галеонов, сколько-то «купцов», а остальные — баскские и фламандские корсары — прорвав у Дюнкерка блокаду голландцев и взяв курс на север, как снег на голову, свалилась на голландских же рыбаков, ловивших свою селедку, пустила их ко дну, а потом обогнула Шотландию с Ирландией и двинулась по океану на юг. «Купцы» и один галеон разошлись соответственно в Виго и в Лиссабон, прочие же продолжали путь в Кадис. Что касается корсаров, то они остались рыскать вдоль британских берегов, на совесть исполняя свои обязанности, заключавшиеся в том, чтобы грабить, топить, жечь корабли под неприятельским флагом и всячески, одним словом, безобразничать на морских коммуникациях противника, который в точности таким же образом гадил нам у Антильских островов и везде, где только мог. Короче говоря, не рой другому яму и всякое такое.

Тогда-то довелось и мне впервые принять участие в морском сражении: когда прошли проливом между Шотландией и Шетландскими островами, то в нескольких милях к востоку от одного острова, называвшегося Фула или что-то в этом роде, черного и негостеприимного, как, впрочем, и все тамошние края, что ежатся под серым небом, наткнулись мы на целую флотилию рыбачьих шхун, вышедших на промысел под присмотром и доглядом четырех боевых кораблей, из коих один оказался крупным трехмачтовиком — не то корвет, не то бриг. Наши «купцы», отойдя в сторонку, легли в дрейф, корсары из Басконии и Фландрии с акульим проворством ринулись на рыбаков, флагман же наш, носящий имя «Вирхен де Асоге», атаковал их эскорт. Еретики по своему обыкновению намеревались, не сближаясь, издали садить по нам из сорокафунтовых пушек и кулеврин, уповая на меткость и проворство своих отлично обученных артиллеристов, благо англичане и голландцы знали морское дело не в пример лучше испанцев и всегда превосходили нас — что доказывает история с Непобедимой Армадой, — ибо их государи и властители заботились о своих моряках и хорошо им платили, тогда как необъятная империя Испании, чье благополучие напрямую зависело от безопасности морских границ, сей предмет оставляла в небрежении, привыкнув полагаться более на пехотинца, нежели на морехода. Так уж повелось, что в нашей чванной отчизне, где даже портовые девки кичатся знатностью рода: какую ни возьми — не Гусман, так Мендоса, — дворяне гнушались служить на флоте, считая это ниже своего достоинства. Удивляться ли, что у неприятеля были меткие комендоры, вышколенные марсовые, опытные капитаны, испанский же флот, не обделенный хорошими адмиралами и толковыми штурманами, являл собою не более чем все ту же отважную пехоту, посаженную на корабли — пусть и превосходные. Впрочем, в те времена мы все еще грозны были для врагов в рукопашной схватке, и потому англичане и голландцы неизменно применяли одну и ту же тактику: старались, не подпуская нас близко, крушить наши палубы и мачты артиллерийским огнем, увечившим и убивавшим наших матросов, с тем, чтобы понудить нас в конце концов к сдаче. Мы же, напротив, тщились подойти вплотную, взять неприятельский корабль на абордаж, дабы испанская пехота со столь свойственной ей свирепой отвагой могла показать, чего она стоит.