Золото гоблинов - [20]

Не могу при этом отделаться от одной скорбной мысли.

Сколь смешны и печальны восторги современников перед чудесами человеческого гения – механическими часами, паровозами, ткацкими станками и фонографическими записями на восковых валиках.

Выходя с бульвара Сен-Лоран на улицу Мон-Ройяль, которая упирается прямо в царящую над городом гору, точнее, холм, из тех, что возвышаются над многими городами Земли, я нередко забредаю в магазины подержанных вещей, в которые затаскивал меня, бывало, АТ, завороженный возможностью за гроши приобрести предметы, ничем, на его взгляд, не отличимые от выставленных в обычных универмагах. (Этих магазинов осталось уже не так много за убылью покупателей: в этом районе некогда маялась сначала еврейская, потом португальская, потом вьетнамская беднота, а сейчас селятся молодые профессионалы, попивающие свой кофе-эспрессо за безнадежно геометрическими стеклами прокуренных кафе, украшенных беспредметной живописью.) Я посмеивался: АТ, казалось, не замечал ни потрепанных обшлагов, ни разошедшихся швов на подкладке, ни безнадежной старомодности потертых пиджачков и лоснящихся брюк, а когда я пытался поиронизировать, сообщил мне, что аристократы всегда старомодны, странное и жалкое заявление!

Общность языка не означает общности культуры; недаром мои старики так толком и не сблизились со своими ровесниками, попавшими за океан в юношеском возрасте. Так и я долго не мог понять, какие пропасти между мною и моим другом-аэдом и то, что он происходит из страны, отставшей от нас едва ли не на двадцать лет (примерно настолько он ошибался, когда пытался определить возраст более или менее современных зданий).

Но я отвлекся: все чаще забредаю я в эти пропахшие потом, пылью и тлением лавочки, прохожу мимо разбросанных там и сям столовых приборов, щербатых тарелок, пожелтевших от времени холодильников, черно-белых телевизоров, которыми лет тридцать назад так гордились их владельцы, радиоприемников с отвалившимися ручками настройки – всего хлама, некогда наполнявшего чью-то жизнь, а теперь мертвого, как, возможно, и его владельцы. Особая жалость охватывает меня, пронзает мне сердце, когда я смотрю на старую электронику, понимая, что не пройдет и десяти лет, как отцовский "Пентиум" будет вызывать столь же снисходительную и сентиментальную усмешку у новых поколений, как и эта куча компьютерного хлама в лавочке подержанных вещей. Собственно, уже сейчас "Макинтош" АТ выглядит громоздким и неуклюжим, и жесткий диск его шумит, подобно ветру в горах или отдаленному прибою – негромко, однако достаточно отчетливо для того, чтобы не давать мне заснуть, когда я забываю выключить компьютер, утомившись от путешествий по несуществующему киберпространству, от новостей из России, от картинок, где седеющий интеллигентный негр совокупляется с козлом, от электронных арен, на которых выплясывают перед всем честным народом клоуны со всех концов света, предлагая свои портреты, соображения о смысле жизни, краткие биографии. Весь мир может зайти на эти страницы, но число посетителей редко превышает несколько сотен, а может быть, и десятков, в год.

Скажу, перед сном – таким одиноким, как в киберпространстве,- я не чувствовал себя ни в лесах Скалистых гор, ни на заваленном гранитными глыбами пустом берегу Ньюфаундленда, ни в Нью-Йорке, когда у меня еще не было там знакомых. Странен век телефонного секса и виртуальной реальности, и богатства наши, вероятно, сродни несовершенному золоту господина Верлина, распадающемуся в прах с первым пением петуха.

24

Меня всегда поражало, что вдобавок к ужасу смерти в ее метафизическом смысле она приносит близким также необходимость избавляться от мертвого тела, вести переговоры с сотрудником похоронного бюро о разряде, по которому предполагается закапывать покойника в землю, прицениваться к гробу и выбирать место на кладбище.

– Недаром,- вздохнул я,- некоторые похоронные дома предлагают новую услугу: еще при жизни заехать к ним, подробно договориться об участке, о церемонии, о разряде, наконец. Оплатить все заранее. И presto наследников ожидает прекрасный сюрприз.

– Вы это вычитали у Ивлина Во,- поморщился АТ.- Вам бы в Россию, многоуважаемый Анри, познакомиться с тамошними – как их называют большевики? – бюро ритуальных услуг. Да на гробы российские поглядеть, обитые красным кумачом, плохо выструганные, скрипучие…

Он остановился и, поморщившись, отхлебнул водки, которую на этот раз, верно почуяв неладное в моем телефонном голосе, принес с собою. Впрочем, напиток, хоть и налитый в тару из-под "Финляндии", был подозрительный, пожалуй, даже и приготовленный дома из контрабандного американского спирта. Литровую емкость этого снадобья считал своим долгом прихватить в пограничной беспошлинной лавочке едва ли не каждый российский эмигрант.

– Наоборот,- отозвался я, шпильку насчет российских похоронных домов пропустив мимо ушей. АТ любил наносить удары ниже пояса, ссылаться на свой трагический и недоступный мне жизненный опыт. Это ваш Ивлин Во ознакомился с такой практикой и вставил ее в свой – надо сказать, не весьма справедливый – пасквиль.