Золото гетмана - [65]

Конечно, в куренях находился и работный люд. Но то были мастера: кожемяки, кузнецы, шорники, сапожники, оружейники, портные… Использовать их на земляных и иных работах, не связанных со специальностью, запрещалось. Разве что во время осады Сечи; но тогда все становились воинами, а если требовалось, то и землекопами.

Казацкой сторожевой залоги в Сечи насчитывалось чуть больше полутора тысяч сабель (хотя на самом деле запорожцев было значительно больше). Другие запорожцы кочевали куренями по Бугу, Великому Ингулу, Исуни, Саксагани, по Базавлуку, Малой и Великой Камянках, по Суре, Самаре и самому Днепру – по обеим его сторонам.

Забот и работ тем, кто остался в Коше, хватало. Нужно было и охотиться, и рыбу ловить, и соль заготавливать для продажи, и селитру, чтобы из нее делать порох, и на сторожевых вышках нести дежурство, чтобы в Сечь не пожаловали незваные гости – солдаты русского царя или татарская орда. Хоть запорожцы и жили последнее время с крымчаками в мире, но веры им все равно не было.

О том, чем кормить общество, должны были заботиться куренные атаманы. В каждом курене (а было их тридцать восемь) велось свое хозяйство, и на общие средства содержался стол для всех его членов. Обычной пищей сечевиков были соломаха – ржаное квашеное тесто, кулеш – просяная каша с салом, тетеря – похлебка из ржаной муки и щерба – рыбная уха.

Средства и всякие припасы сечевики добывали преимущественно на своих вольностях. На новогоднем собрании все вольности расписывались по количеству куреней на тридцати восьми бумажках – так, чтобы во всякой части более-менее одинаково было земельного и водного добра. На глазах всего общества военный писарь скручивал эти бумажки – их называли лясы – и клал их в свою шапку, а потом, хорошо потрусив, предлагал куренным атаманам тащить свой жребий. Какому куреню какие вольности приходились, теми он и должен был пользоваться весь год.

Обычно накануне весны в куренях тянули еще одни лясы – кому из товарищей выпадет жребий промышлять в запорожских вольностях, а кому оставаться на страже в Сечи. Как только реки сбрасывали лед, большинство запорожцев уходило рыбачить и охотиться.

Мясо казаки в основном коптили и вялили, а рыбу солили, оставляя столько, сколько было необходимо куреням до следующей весны; остальное продавали чумакам. На вырученные за рыбу деньги покупали у них же для Коша муку, пшено, сукно, порох и свинец. Шкуры и мех в основном везли в Польшу и немецкие земли. Чаще всего этим делом занимались армянские купцы, которые имели с торговли большую прибыль, хотя она и была небезопасна.

Конечно же Олешковская Сечь ни в коей мере не напоминала Чертомлык. В отличие от старой Сечи, жизнь здесь была скудной, нередко полуголодной, требующей много усилий для поддержания Коша в надлежащем виде. Да и мелководная Конка мало походила на могучий полноводный Днепр.

Всякий казак всю свою добычу – и охотничью, и воинскую (кроме оружия) – должен был положить в общий котел. Утаивание казаком даже ее части считалось серьезным преступлением.

Добычу потом делили на общем военном совете. Не менее половины ее шло в военную казну, с оставшейся части половина отдавалась церкви и монастырям, и лишь остаток предназначался обществу в равных долях: и тем, которые были в походе, и тем, что рыбачили и охотились или присматривали за Сечью. Исключалось из добычи только оружие – оно не подлежало дележу, считаясь собственностью того, кто его добыл.

Но что особенно поразило Василия, так это большая, даже фанатичная религиозность сечевиков. Воспитанный Мусием, который не совсем ладил с церковью: его вера была скорее языческой, нежели христианской (впрочем, об этом старый характерник не распространялся), молодой Горленко – а точнее, Железняк, под этой фамилией он был записан в реестре – относился к церковным условностям несколько легкомысленно. Чего никак нельзя было сказать о запорожцах.

Небольшая сечевая церквушка Покрова Богородицы, у которой стены были из тростника, а крыша из парусины, никогда не пустовала. Службы в ней шли каждодневно, без выходных, по исстари заведенному порядку. Вместе с главной своей заступницей – Богоматерью, казаки особенно чтили святого Николая, святого Михаила и первого провозвестника христианской веры в приднепровских краях Андрея Первозванного. Несмотря на убогий внешний вид, внутреннее убранство церкви поражало красотой и богатством. Запорожцы не жалели денег на церковь – как военных, так и своих собственных.

Кроме здания церкви и куреней, на территории Коша находилась пушкарня – неглубокий, но просторный погреб для хранения пушек, ручного огнестрельного оружия, конской сбруи, пороха, ядер, серы, селитры и другого военного имущества, и казна – такой же погреб для хранения муки, пшена, сала, рыбы и прочего пищевого припаса. Там же в небольших бочках хранились и военные деньги для текущих нужд. Но основной скарб был запрятан где-то в плавнях, на одном из многочисленных островков Днепра. О его местонахождении знали всего несколько человек во главе с казначеем.

Впрочем, Василий подозревал, что денег там немного. Лихолетье, обрушившееся на головы запорожской вольницы, практически закрыло для них главный источник поступлений в казну денежных средств – лихие набеги на улусы крымчаков, а также возможность совершать морские походы на Турцию.