Золото Алдана - [181]

Уверенность генерала в праведности похода вливалась в наши сердца решимостью биться за спасение России насмерть.

Пепеляев планировал, освободив от большевиков Сибирь, укрепиться на ее западных границах и сформировать мощную добровольческую армию. Под ее защитой провести выборы Земского собора и договориться с Советской Россией об автономии Сибирского Крестьянского царства, не зависящего от большевистской метрополии. Достаток старожилого населения Сибири был для него основным аргументом разумности подобного политического устройства. Пепеляев верил, что в Крестьянском царстве установится справедливая жизнь для всего народа и сохранится национальная самобытность россиян.

Уже в плавании Пепеляев принял решение разделить свою дружину на два отряда. Один — под командованием генерала Ракитина, 6 сентября десантировался в Охотске, а второй, более многочисленный, с канонерки «Защитник», с Пепеляевым во главе, спустя два дня в маленькой, охваченной со всех сторон лесистыми сопками, бухте порта Аян[146]. Этот маневр позволял использовать людские и материальные ресурсы сразу двух портов побережья Охотского моря и вбирать, продвигаясь к Якутску по Аянскому и Охотскому трактам, в свои ряды белопартизан и сторонников из местного населения. Затем, соединившись в селе Амга, идти на штурм Якутска объединенными силами.

Знай полковник Степанов об этом плане, он остался бы дожидаться генерала Ракитина в Охотске и в Якутск пошел бы вместе с ним.

* * *

Аян встретил нас известием, что двухтысячное войско белоповстанцев, потерпев в бою под Никольском сокрушительное поражение от подошедших из Иркутска регулярных частей Красной армии, рассеяно, и большая часть ее бойцов разошлась по своим улусам и наслегам. А сам командующий белоповстанцев корнет Коробейников с отрядом в 250 человек отступил в Аян. Его армия, целый год контролировавшая почти всю Якутию, исключая лишь сам город Якутск и ряд селений по долине реки Лена, теперь не представляла для большевиков серьезной угрозы.

Не последнюю роль в ее развале сыграло то, что среди повстанцев часть офицеров, во главе с начальником штаба, под прикрытием патриотических лозунгов о спасении России, на самом деле занималась мародерством, насилием, реквизициями в целях личного обогащения. Это подорвало дисциплину и боевой дух армии и привело к «покраснению» ее рядов.

Особенно возмущали рядовых повстанцев частые расстрелы и пытки не только большевиков, но и мирных жителей. Некоторые офицеры действовали столь жестоко, что воспринимались населением уже не защитниками Отечества, а шайкой грабителей и головорезов. Особенно «прославился» отряд Ивана Яныгина, не дававший проходу на Охотском тракте ни пешему, ни конному.

От небывалой по степени жестокости расправы над членами ревкома и рабочими, бежавшими из Охотска, и настигнутыми на Аллах-Юньской перегонной станции, содрогнулись даже видавшие виды мужики. Вспарывая ножами безоружным пленным животы, белобандиты вытягивали из живого человека на всю длину кишки и развешивали их под нечеловеческие крики жертв, как провода вдоль стен по деревянным колышкам. Глядя на это, некоторые пленные сходили с ума и ползали по лужам крови и человеческого кала, бормоча бессвязные слова.

Подобные случаи лютой жестокости, безусловно, вызывали ненависть населения и лишали белое движение поддержки.

В итоге, обстановка в Якутской области сложилась совершенно неожиданной для нашей дружины: плыли протянуть руку помощи участникам народного восстания, а выходило, что нужно начинать все сначала.

Приди мы в Якутию на месяца четыре раньше, и наведи в самой повстанческой армии должный порядок, ситуация, возможно, была бы иной. Объединившись с боевыми офицерами, имеющими богатый опыт, армия повстанцев могла стать мощной военной силой и, наверняка, выиграла бы сражение под Никольском. После этого захват Якутска — последнего оплота красных, стал бы лишь вопросом времени.

Перед нашим генералом ребром встал вопрос: что делать? Поднимать новое антибольшевистское движение, или же возвращаться во Владивосток? Было созвано совещание с участием местного населения. На нем жители Аяна, в основном промышленники и купцы, уверили Пепеляева в том, что народ не приемлет большевистский режим, пропитан антисоветскими настроениями, что в тайге скрывается много партизанских отрядов белых и достаточно дружине двинуться на Якутск, как она начнет пополняться новыми добровольцами.

Присутствующие на встрече тунгусы-оленеводы жаловались:

— Больсевики забирай оленей. Все обсее делай. Теперь наса пропадай. А в заключение попросили: «Надо воевай — больсевики худой люди».

— Россия или смерть, — по-военному коротко выразил полковник Варгасов общее настроение офицеров. — Если и погибнем, то будем знать, что погибли за Отечество.

— Не посрамим честь и славу русской армии, — поддержали его и остальные участники заседания военсовета.

Эти заверения и настрой офицеров склонили генерала к продолжению военной кампании. Он оставил в Аяне сорок штыков во главе с назначенным им комендантом и в середине сентября 1922 года, несмотря на осеннюю распутицу, двинулся с тремя сотнями бойцов по тракту, через громадный и безлюдный хребет Джугджур, к поселку Нелькан — перевалочной базе для грузов, следующих из порта Аян в Якутск.