Золото Алдана - [153]

— Корней, ты что, действительно в Бога веруешь?

— Верую.

— Ну, бабки всякие старенькие веруют — это я понимаю. Но ты-то не старый, как можно верить в эти бредни? Я вот не верю ни в какого бога. — Но, почувствовав какую-то неловкость, поправился:

— Вообще-то, я не то что совсем неверующий. Я, к примеру, верю в настоящую, чистую любовь. Хотя, честно скажу, пока ее не встречал.

— Потому и не встречали, что настоящая, чистая любовь — это Бог. Вы изгнали Бога из своей жизни, следом за ним ушла и настоящая любовь.

— Может, ты и прав, — неожиданно, с грустью согласился доктор.

* * *

Корней никогда не отвечал на злобные выпады охранников, а если кто-нибудь оскорблял его, глядел на этого человека с таким искренним состраданием, что тому самому становилось совестно от вырвавшейся агрессии.

Когда один доведенный до отчаяния заключенный в ярости кинулся на конвоира с лопатой, а тот, ткнув его штыком, отошел на шаг и передернул затвор, чтобы пристрелить, между ними встал Корней. Перехватив взгляд конвоира, он необъяснимым образом принудил его опустить винтовку. Темные, цвета крепкого чая, пылающие внутренним огнем глаза скитника и в самом деле обладали непонятной таинственной силой. От его напряженного немигающего взора невозможно было спрятаться. Он пронизывал насквозь, принуждал к подчинению.

Что интересно, за все время отсидки у него ни разу не возникло даже смутной мысли о побеге. Более того, Корней искренне считал решение суда мягким.

В лагере отбывали срок разные люди. Скитнику в первый, самый трудный год повезло с соседом по нарам. Им оказался отец Илларион, худой, с лицом аскета просвещенный иерей. Это он, видя, что от Корнея уже остались кожа да кости, убедил его перестать истязать себя голодом без меры.

— Довольно голодать. Несуразно это. Помрешь, что проку? Входящее уста не оскверняет. На то пища и создана, чтобы поддерживать телесную обитель для души.

Лагерная жизнь сдружила этих людей, хотя в миру их пути вряд ли бы пересеклись. По ночам они часто шептались, беседовали о Боге, удивлялись терпимости его к людским грехам.

Широких взглядов, добрый, честный просвитор[137], хотя и был служителем не признаваемой староверами никонианской церкви, столь глубоко любил Бога, что скитник невольно задумывался: «Может, на самом деле, важна не форма обряда, а ее суть. Она ведь едина с нашей». Но тут же отгонял эти святотатственные мысли.

Илларион, будто читая мысли Корнея, как-то сам заговорил на эту тему:

— Думается, напрасно делят православных на правых и не правых. Все равночестны. Все мы проповедуем одно — жизнь в ладу с совестью, соблюдение Христовых заповедей: почитай отца и мать, не убий, не прелюбодействуй, не кради, не лги. К чему спорить по догматам веры? И ваше двуперстие, и сложение перстов по чину нашей церкви — все есть крест, и Христос оба приемлет. Мы почему чаем, что троеперстие праведно — молимся — то ведь трем Божественным ипостасям: Отцу и Сыну и Святому Духу. Хотя, должен согласиться, реформа церкви в том виде, как Никон ее провел, вредоносной оказалась, ибо цену великую заплатили. И народ раскололи, и духовную силу России раздором ослабили. Сейчас, Корней, важно, чтобы сами церкви искали путь к примирению.

— Так и мы завсегда за жизнь без перекоров и хулы. Наш наставник учит: какой бы грешный человек ни встретился — не суди самого, суди дела его. Даже сам Господь больше прощает, чем судит. Милосердие — главная добродетель православного.

— Вот и к инакомыслию с большим терпением и пониманием следует подходить. Если вдуматься, суть всех религий едина, и я мечтаю о том, чтобы началось движение к засеванию поля семенами единоверия. Согласись, дружок, ни один здравый человек не станет порицать говорящего на ином языке.

— Спору нет.

— Отчего ж с религиозными воззрениями должно быть иначе? Разные вероучения это все равно, что разные языки. Каждое слово в русском языке имеет аналог в заморском. Звучит оно иначе, но смысл один. В разные периоды развития человечества Создатель диктовал избранным — Моисею, Будде, Мухаммеду правила жизни на земле и стержневыми в них установил Совесть и Любовь.

Мы, люди, считаем, что языки обогащают нас. Бесспорно, они способствуют многоцветию культур, но мне кажется, будь на земле единый язык, культура от этого не обеднела бы. Ведь на нее в первую очередь влияет не сам язык, а место проживания и характер народа. Где-то один раз в сто лет снег выпадает. Где-то по девять месяцев лежит. Представь, что якуты и французы стали говорить на одном языке. Не станут же от этого в Якутии, как во Франции, проводить соревнования по катанию бочек с вином, а французы устраивать скачки на оленях. У них разные условия жизни и разные традиции.

— Я об этом не задумывался. Мысль занятная.

— Для благополучия общества важно, чтобы все человечество в целом, и каждый из нас в отдельности, жили в любви друг к другу и по совести, как мы уже говорили — с Богом в сердце. Жизнь, потраченная на удовлетворение только телесных потребностей, без духовности, без идеалов, без высоких стремлений — это низшая, не достойная человека форма жизни. Она не может дать человеку счастья.