Золото Алдана - [120]

Шрифт
Интервал

— Конесно, можно. У брата Богдана юрта большая. Кэпсе[119] уже давно о вас есть.

Погрузив Колин улов на передние нарты, поднялись на берег. Якутское поселение — наслег состояло из трех десятков юрт и лабазов. Последние стояли на высоких столбах, и взобраться на них можно было только по приставной лесенке. Там хранят продукты, добычу. Возле каждой юрты в сугробах вырыты одна-две пещерки — укрытия для собак.

Поодаль паслись заиндевелые мохноногие лошадки с густыми, длинными гривами и челками до самых глаз. Они методично копытили из-под снега пожухшую траву. Изосим впервые видел коней.

«Похожи на молодых лосих, но красивше», — оценил он.

Особенно поразили их глаза. Умные, ласковые, и смотрят, будто все понимают.


Из ближней к речке юрты с крохотными, как мышиные глазки, окошками на исступленный лай вышел рослый, по якутским меркам, мужчина с плоским, скуластым, почти круглым лицом, обрамленным копной черных волос. По краю подбородка и с верхней губы в беспорядке торчали редкие волоски — потешная претензия на бороду и усы, это был тот самый «брат Богдан». В меховом кафтане, подвязанном кожаным поясом, и в шапке из волчьей шкуры с рысьей оторочкой. Этот немолодой уже человек поздоровался со всеми за руку, чем сразу расположил к себе.

— Кто вы? Откуда? — деловито осведомился он, оглядывая каждого смышлеными глазами.

— Топографы из Алдана, идем к Пикам, — ответил Андрей Ермолаевич. — Нельзя ли у вас заночевать?

— А веселой водой угостишь? — простодушно спросил хозяин.

— Непременно.

Якутские юрты не имеют ничего общего с чумами эвенков. Они гораздо основательней. Каркасом служат не жерди, а четыре бревенчатые стойки, связанные сверху поперечинами. Стены сложены из тонких бревнышек, обмазанных глиной вперемежку с конским и коровьим навозом. Крыша плоская, земляная. Входная дверь обита шкурами. Пол тоже земляной. В центре — печь. От нее вдоль противоположной от входа стены покрытый шкурами кан[120]. Справа от двери большой меховой полог. Слева что-то вроде кухонного угла. Оконца закрыты кусками стекол, вшитыми между слоями бересты, вырезанными в виде рамки.

В тех юртах, где живут якуты победнее, в оконных проемах оленьи или конские мочевые пузыри. С наступлением устойчивых морозов их, как правило, вынимают и вставляют куски льда толщиной с ладонь — он лучше держит тепло. Стыки по краям, чтобы не дуло, замазывают снегом с водой. На льду, внутри теплой юрты, постоянно оседает слой инея. Его каждое утро соскребают ножом. У семьи обычно две юрты. Летняя и зимняя. Зимняя юрта меньше размерами, но лучше утеплена.

Задержавшись возле понравившихся ему мохнатых лошадок, Изосим вошел в юрту последним. Свернув на теплый дух, шедший из проема слева, он увидел во мраке большие грустные глаза. Утробно вздыхая, животное меланхолично перетирало зубами травяную жвачку. Сообразив, что ошибся, парнишка вышел и, отворив соседнюю дверь, оказался в жилой юрте с бархатистым куржаком по углам.

Якуты были рады свежим людям. Мать Богдана, старушка в коричневом халате чуть ниже колен с белым орнаментом на синей ленте, напоминающем морозные узоры, что-то крикнула — и тут же два подростка, прихватив кожаные мешки и топор, выскочили из юрты. Вскоре они вернулись, сгибаясь под тяжестью поклажи. Вынув из мешка несколько поблескивающих, как воронье крыло, камней, положили их в печь. Камни занялись синеватым пламенем и вскоре жарко раскраснелись. Запахло тяжелой гарью.

«Уголь, что ли?» — мелькнула неуверенная догадка у Андрея Ермолаевича.

— Можно взглянуть?

— Смотри, не жалко.

— Да это же чистый антрацит! Откуда он у вас?

— На тот гора бери. Иди, покажу.

Выйдя во двор, Богдан указал на крутой, заснеженный склон отрога. Его рассекал черный в несколько метров пласт. Судя по тому, как много вело к нему троп, было ясно, что якуты пользуются дарами этой природной кладовой постоянно.

— Какое богатство! А главное — добывать можно открытым способом! — восторгался, делая пометки в блокноте, топограф.

Вскоре поспел обед. Расселись на низеньких табуретках, кому не хватило — на шкурах. Топограф налил в кружку спирт, развел водой. Хозяин юрты, «покормив» огонь, отпил свою долю и передал брату. Так кружка с веселой водой обошла всех взрослых членов семьи.

Закусили. Кто жирными спинками амура, кто хаапом — колбасой из конской крови. Каждый раз, подавая новое блюдо, Валентина — жена Богдана — приговаривала:

— Попробуйте костный мозг. Попробуйте сохатиную печенку. А это редкое лакомство — желудки щук, только что поджарила на углях.

Геодезист Петр с удивлением поглядывал на нее и, не утерпев, спросил:

— Где вы выучились так хорошо по-русски говорить?

— У меня отец русский. Из ссыльных.

Похлебав крепкий мясной бульон с лепешками, гости переключились на чай. И только выпив чашек по пять, они почувствовали, как живительное тепло, наконец, растеклось по всему телу. Якутов спирт согрел еще раньше.

— У вашего чая необычный и очень приятный вкус, — заметил один из рабочих.

— А мы для заварки используем крупинки засохшего березового сока, — пояснила польщенная Валентина. — Срезаем черные комочки на стволах и завариваем. Даже немного положишь — сластит. Жаль, кумысом угостить не могу — кобылы только начали жеребиться.


Еще от автора Камиль Фарухшинович Зиганшин
Хождение к Студеному морю

Новый роман известного сибирского писателя Камиля Зиганшина завершает трилогию, начатую романами «Скитники» и «Золото Алдана». Наступает вторая половина ХХ века. Главный герой истории решает исполнить свою заветную детскую мечту и отправляется через всю Сибирь к Ледовитому океану. Попадая в сложные ситуации, он находит друзей среди эвенков, якутов, потомков русских землепроходцев, юкагиров, чукчей и благодаря их помощи достигает не только океана, но и Чукотского Носа. Камиль Зиганшин — писатель, путешественник, лауреат премии Президента в области литературы и искусства, Большой литературной премии России, литературной премии им.


Скитники

Роман "*Скитники*" известного сибирского писателя Камиля Зиганшина посвящен истории жизни староверческой общины, зародившейся в ветлужских лесах в середине XIX века, одолевшей трудный путь через Сибирь и обосновавшейся в Забайкальском крае, оттесненной затем в глушь Алданского нагорья и там хоронящейся по сию пору.


Щедрый Буге. Охотничья повесть

Повесть о необыкновенных и удивительных приключениях в дальневосточной тайге. Автор повести и удэгеец Лукса — охотники-промысловики, заготавливающие шкурки соболя, проведут четыре осенне-зимних месяца в тайге, у ключа Буге — левого притока реки Хор у отрогов хребта Сихотэ-Алинь.


Беркут

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Горбун

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Боцман

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.