Золотце ты наше - [32]

– Левша, – бросил Бак второму, – пошарь, нету ли при нем пушки.

Шагнув вперед, Левша принялся умело охлопывать мои бока, угрюмо бурча все время. На таком близком расстоянии соблазн для него стал почти неодолимым.

– Нету, – сумрачно объявил он.

– Тогда можешь опустить, – разрешил Макгиннис.

– Спасибо.

– А ты оставайся тут, приглядывай за ребятней. Двинулись, Сэм.

Мы вышли из комнаты, я – впереди, Бак – чуть ли не вплотную следом. Изредка он предостерегающе тыкал мне в спину верной пушкой.

2

Когда мы вышли в коридор, я сразу увидел человека, лежавшего у парадной двери. Свет лампы падал ему на лицо, и я узнал Уайта. Руки и ноги были связаны. Пока я смотрел на Уайта, он пошевелился, точно бы стараясь разорвать узы, и я почувствовал облегчение. Тот шум, который донесся до меня в классе, в свете последующих событий представлялся весьма зловещим, и я с облегчением увидел, что дворецкий жив. Я догадался, и совершенно правильно, как выяснилось впоследствии, что злодеи использовали мешок с песком. Его оглушили в тот самый момент, как он открыл дверь.

Рядом с комнатой Глоссопа стоял, привалившись к стене, еще один субъект в полумаске, приземистый и плотный. Видимо, шайку Макгинниса подбирали по единому стандарту, все они смотрелись близнецами. У этого единственной отличительной чертой были рыжие усы. Он курил трубку, словно воин на привале.

– Привет! – крикнул он, когда мы появились, и ткнул большим пальцем в дверь класса. – Я их запер. Чего это ты делаешь, Бак? – Он ленивым кивком указал на меня.

– Местечко обходим, – объяснил Макгиннис. – Там парня тоже нету. Давай, шевелись, Сэм!

Апатия слетела с его коллеги, как по волшебству.

– Сэм! Так это Сэм! Дай-ка я вышибу ему мозги!

Больше всего в этом эпизоде меня поразила схожесть вкусов у членов шайки Макгинниса. Люди, имеющие, без сомнения, самые разные точки зрения на другие предметы, в этом пункте сходились единодушно. Все как один рвались разнести мне голову. У Бака, однако, были насчет меня другие замыслы. Пока что я был необходим ему как гид, и моя ценность сильно упала бы, если б из меня вышибли мозги. Дружелюбия ко мне он чувствовал не больше, чем сподвижники, но не позволял чувствам примешиваться к делу. Все внимание Бак сосредоточил на предстоящем походе наверх, с истовостью молодого джентльмена из поэмы Лонгфелло, который нес знамя с диковинной надписью «Excelsior».

Коротко приказав своему союзнику охолонуть, что тот и исполнил, Бак подтолкнул меня дулом револьвера. Рыжеусый вновь привалился к стенке, удрученно посасывая сигару с видом человека, разочарованного в жизни. Мы же поднялись по лестнице и приступили к обходу комнат на втором этаже.

Находились там кабинет мистера Эбни и две спальни. Кабинет был пуст, а единственными обитателями спален оказались трое мальчиков, лежавших с простудой по причине того, первого набега Макгинниса. Они пискнули от удивления при виде учителя, явившегося в такой сомнительной компании.

Бак разочарованно оглядел их. Я ждал, чувствуя себя коммивояжером, водящим покупателя по залу с образцами товаров.

– Дальше, – буркнул Бак.

– А из этих кто-нибудь не сгодится?

– Заткнись ты, Сэм.

– Зови меня Сэмми, – проникновенно попросил я. – Мы теперь старые друзья.

– Не хами, – сурово отозвался он, и мы двинулись дальше.

Верхний этаж оказался еще пустыннее второго. В спальнях – никого. Единственная комната, кроме спален, принадлежала мистеру Эбни, и когда мы подошли к ней, чихание внутри известило о страданиях обитателя.

Чихание потрясло Бака до глубины души. Точно гончая, он тут же сделал стойку у дверей.

– А тут кто?

– Только мистер Эбни. Его лучше не беспокоить. У него сильнейшая простуда.

Бак неправильно истолковал мою заботливость о нанимателе. Он взбудоражился.

– Сейчас же открой дверь!

– Мистер Эбни напугается.

– Давай! Отворяй!

Если тебе тычут «браунингом» пониже спины, поневоле послушаешься. Я открыл дверь – предварительно постучавшись в виде слабой уступки условностям, – и наша процессия вошла.

Мой сраженный болезнью наниматель лежал на спине, вперившись взором в потолок, и поначалу наш приход не оторвал его от созерцания.

– Да? – хрипло прокаркал он и скрылся за огромным носовым платком. Приглушенные звуки, точно отдаленные взрывы динамита, соединенные с землетрясениями, подсказали: он расчихался.

– Простите, что побеспокоили, – начал было я, но Бак, человек действия, презирающий пустую болтовню, прошагал мимо меня и, ткнув револьвером в бугор на постели, где, по его грубым подсчетам, скрывались ребра мистера Эбни, бросил всего одно слово:

– Па-аслушай!

Мистер Эбни резко сел, точно чертик в коробке. Кто-то мог бы даже сказать, что он подскочил. И тут увидел Бака.

Не могу даже отдаленно представить, каковы были его чувства. Он с самого детства вел жизнь размеренную и спокойную. Создания вроде Бака появлялись в ней, если появлялись вообще, лишь в кошмарных снах после чересчур плотного обеда. Даже в обычном костюме без экстравагантностей вроде маски и револьвера Бак был отнюдь не симпатяга. Но с этой чудовищной грязной тряпкой на лице он превратился в ходячий кошмар.

Брови мистера Эбни взлетели, челюсть отпала до крайнего нижнего предела. Волосы, взлохмаченные от соприкосновений с подушкой, встали дыбом. Глаза выпучились, как у змеи. Он зачарованно вперился в Бака.