Золотце ты наше. Джим с Пиккадилли. Даровые деньги - [8]

– А он пойдет на такое?

– Я его уговорю.

Миссис Форд поцеловала подругу с жаром, какой до сих пор приберегала только для Огдена.

– Моя дорогая! – воскликнула она. – Если б ты знала, как я счастлива!

– Я знаю, – уверенно отозвалась Синтия. – А теперь ты можешь оказать услугу и мне.

– Все, что угодно! Все, что угодно! Купи себе еще одну шляпку.

– Шляпка мне не нужна. Я хочу поехать с тобой на яхте лорда Маунтри.

– Видишь ли, – после легкой заминки ответила миссис Форд, – яхта ведь не моя…

– Да, конечно. Но ты можешь привезти меня с собой.

– Компания там соберется очень маленькая. И тихая.

– Толпа меня утомляет. И я обожаю тишину.

Миссис Форд сдалась.

– Ты мне, безусловно, оказываешь огромную услугу. Ладно, я возьму тебя на яхту.

– Я скажу Питеру, пусть сейчас же идет сюда, – просто отозвалась Синтия и направилась к телефону.

Часть вторая

Рассказ Питера Бернса, где другие заинтересованные стороны, среди них – Бак Макгиннис и его соперник Ловкач Фишер, строят другие планы для Золотца. А также о хитростях, грабежах и тревогах одного вечера в частной школе и о поездке, заканчивающейся встречей влюбленных. Рассказ ведет Питер Бернс, праздный джентльмен, прерывающий свою праздность ради благой цели.

Глава I

1

Я придерживаюсь твердого мнения, что после двадцати одного года мужчине не следует просыпаться и вылезать из кровати в четыре часа утра. В двадцать лет, когда все еще впереди, жизнью можно безнаказанно крутить так и сяк, но в тридцать, когда жизнь уже сбивается в гремучий коктейль из прошлого и будущего, задумываться о ней лучше всего лишь тогда, когда солнце высоко поднимается и мир играет теплом, светом и весельем.

Такие мысли посетили меня, когда я вернулся после бала у Флетчеров. Только-только занималась заря, и в воздухе витала особая, присущая только Лондону пустынность зимнего утра. Дома казались мертвыми и необитаемыми. Мимо прогрохотала тележка, крался по тротуару бродячий черный кот, усиливая ощущение уныния и заброшенности.

Меня пробила дрожь. Я устал, мне хотелось есть, и после бурных эмоций ночи меня одолела тоска.

Итак, я помолвлен. Час назад я сделал предложение Синтии Дрэссилис. Чему, сказать честно, я и сам удивился.

С чего вдруг я так поступил? Люблю я ее? Анализировать любовь трудно. А может, если я пытаюсь анализировать, это и есть ответ на вопрос? Пять лет назад, когда я любил Одри Блейк, ни в какие анализы я не пускался. Жил себе и жил в некоем трансе, совершенно счастливый. Не раскладывал свое счастье на составные элементы. Но тогда я был на пять лет моложе, а Одри – это Одри.

Про Одри нужно объяснить, потому что она, в свою очередь, объясняет Синтию.

Никаких иллюзий насчет своего характера я тогда не питал. Природа одарила меня душой свиньи, а обстоятельства словно сговорились довершить работу. Я любил комфорт и мог себе позволить жить комфортно. Как только я достиг совершеннолетия и освободил опекунов от забот о моих деньгах, я закутался в комфорт, как в теплый халат. Если между 21 и 25 годами у меня и промелькнула хоть одна неэгоистичная мысль или я совершил хоть один неэгоистичный поступок, в памяти он не сохранился.

И вот в самый пик этой поры я обручился с Одри Блейк. Теперь, когда я понимаю ее лучше и сужу о себе беспристрастно, я могу понять, как оскорбительно я тогда себя вел. Любовь моя была настоящей, но нестерпимо обидной для Одри из-за моего снисходительного самодовольства. Я был как король Кофетуа. Да, вслух я не произносил: «Моей королевой станет нищенка», но всем своим поведением показывал это часто и ясно. Одри была дочерью беспутного и сварливого художника, с которым я познакомился в богемном клубе. Он зарабатывал на жизнь то случайными иллюстрациями к журнальным рассказам, то писанием картин, а в основном рисовал рекламу. Владельцы «Детского питания», не удовлетворившись простым сообщением, что «Младенец хочет есть», сочли необходимым втолковать это публике средствами искусства. Многочисленные творения Блейка частенько украшали последние страницы журналов.

На жизнь можно зарабатывать и так, но тогда поневоле вцепишься в богатого зятя. Мистер Блейк вцепился в меня, что оказалось одним из последних его поступков в этом мире. Через неделю после того, как он, судя по всему, вынудил Одри принять мое предложение, он умер от воспаления легких.

Смерть эта вызвала важные последствия. Из-за нее отложили свадьбу, а я стал вести себя совсем уж снисходительно, так как с исчезновением кормильца исчез и единственный изъян в роли короля Кофетуа. Для Одри расширились возможности выбрать мужа по своей воле.

И очень скоро мне пришлось узнать об этом аспекте. Однажды вечером, когда я смаковал в клубе кофе и размышлял над тем, как замечательна жизнь в этом лучшем из миров, мне передали письмо. Оно оказалось совсем коротеньким, только суть: Одри вышла замуж за другого.

Сказав, что минута эта стала поворотным пунктом в моей жизни, я бы вас обманул. Она взорвала мою жизнь, в некотором смысле убила меня. Человек, которым я был прежде, умер в тот вечер, и оплакивали его немногие. Каким бы я ни стал сегодня, я уж точно не тот самодовольный созерцатель жизни, каким был до того вечера.