Золотая шпага - [159]

– Васильев, – сказал он, – служит туркам. От них получает деньги. Неужели вы, славяне, готовы помогать туркам супротив нас, русских? Вы же братья по крови, братья по вере! Мы же все – православные.

Казак бросил резко:

– Лучше турки, чем москали! Ребята, руби в капусту! Ежели баба завизжит, руби и бабу!

Засядько увидел блеск на обнаженных лезвиях, спина уже покрылась холодным потом, будто уже туда вонзились сабли, как вдруг из темноты раздался хриплый голос:

– Стойте! Кого поймали?

– Опять енерала, – ответил казак раздраженно. – Теперь надо прикончить, чтоб уж наверняка. А голову отвезем тому Васильеву, большие деньги за нее дает.

В залитое лунным светом место вышел кряжистый запорожец. Чуб на бритой голове выглядел как толстая черная змея, а рубин в ухе блестел странно и зловеще.

Он усмехнулся неподвижному Засядько, неспешно вытащил из-за пазухи пистолет, внезапно швырнул его Александру. Тот инстинктивно поймал и тут же, соображая быстро, навел его на старшего казака. Запорожец уже держал ружье, черное дуло смотрело прямо в грудь другого. Оля торопливо подхватила ружье, с которым приплыли, прицелилась в кого-то в темноте.

Казак дернулся, вскрикнул неверяще:

– Кондрат! Ты сдурел?

– Ага, – согласился запорожец. – Это дурость, конечно, но второй раз не могу отдать вам земляка. Да еще добро бы туркам, а то проклятому москалю! Все-таки мы из одного уезда… Наши села рядом.

Старший казак сказал со злостью:

– Нас семеро!

Запорожец хмыкнул:

– Вы знаете, что я возьму с собой в ад хотя бы двух. Женщина кого-то подстрелит, по ней видно, что она – казачка. И этот землячок тоже не прост, как мне кажется. Если он в самом деле сын гармаша Дмитра.

Они посмотрели на Засядько, и тот увидел, как лица вытянулись, кровь отхлынула от щек. Они уже понимали, что он очень непрост. И если генерал оказался львом, то генеральша у него – львица. Взяла на прицел Семена, у того зубы стучат, будто черт по коробке колотит.

– Нам заплатили за его шкуру, – сказал старший казак упрямо.

– Тогда попробуйте ее взять, – предложил Александр. – Но когда наша драчка кончится, ты уверен, что ее будет кому снимать?

Казаки в нерешительности смотрели на них, уже на троих. Запорожец выглядит весь сплетенным из жил, суровая жизнь вытопила весь жир до капли, иссушила плоть. А генерал был из того куска металла, из которого боги еще раньше выковали его двоюродного деда Калнышевского. Да и ружье в руках женщины не дрожит, черное дуло то смотрит прямо в грудь бледного как смерть Семена, то рассматривает его переносицу, и Семен уже икает от ужаса: представляет, как расплескает его мозги на сажень, а то и на сажень с четвертью.

– Пусть ее снимают черти в аду, – сказал хорунжий. – Если сумеют!

Они попятились под прицелом трех ружей, а отойдя на дюжину шагов, повернулись и скрылись в темных зарослях. Засядько, провожая их взглядом, услышал уважительное от старого запорожца:

– У тебя настоящая женщина!

– Я всегда хотел в жены ту, – ответил Засядько медленно, – кто идет не за мужем, а рядом.

Он повернулся, хотел поблагодарить, но старый запорожец уже скрылся в темноте, ушел вместе с казаками.

Оля сказала шепотом:

– Что теперь?

Он посмотрел на серпик, что приблизился к краю неба. На востоке начала сереть полоска, но звезды еще горели ярко, непривычно крупные, блистающие. Еще перекликались ночные птицы, но чувствовалось, что ночь уже на исходе.

– Надо соснуть пару часов, – решил он. – Утром выводим ракеты на ударные позиции!

Она смотрела пристально. Наконец ее губы тронула понимающая усмешка. Если это тишь да гладь, если это как раз дни, когда ничего не происходит, то каковы же те, другие дни?

ГЛАВА 48

Утром Засядько придирчиво осматривал позиции, где Балабуха расставил ракетчиков у шестиствольных установок. Он сам выбирал эти позиции, Балабухе не так уж много осталось и сделать, но за всеми нужен глаз да глаз. Сколько сражений было проиграно, когда слишком надеялись на помощников? Судьба Наполеона под Ватерлоо тому примером.

За спиной остались неповоротливые осадные орудия, даже полевая артиллерия, где вся ударная мощь состояла из пушек, отлитых по его чертежам.

Похоже, Рагулину тоже не спалось. Засядько с неудовольствием увидел, как председатель военного совета с огромной свитой обходит позиции, придирается к тому, как начищен кивер, как нафабрены усы гренадеров, и гораздо меньше обращает внимание на расстановку орудий.

Завидев генерала-ракетчика, Рагулин величаво изменил маршрут, пошел в его сторону. Засядько слышал, как бурчал за его спиной Балабуха, уже и младшие офицеры знали настоящую цену сиятельному князю.

– Я велел начинать общий штурм через час, – сообщил Рагулин. – Но вы не видите ничего странного?

Засядько посмотрел по сторонам:

– В жизни много странного. Что вы имеете в виду?

Рагулин побагровел, но сдержался, за каждым словом и движением следят десятки глаз, сказал саркастически:

– А вам не кажется, что ваши орудия прекратили бомбардировку?

– Верно, – восхитился Засядько. – Как вы хорошо все подмечаете, Иван Сергеевич!

За спиной Рагулина послышались невольные смешки. Он повысил голос:

– Прошу вас объяснить свои действия.