Золотая шахта - [61]

— Что мы знаем о друге Филемоне? — спросил Гробелаар.

— Ему примерно сорок лет. Шанганец из Мозамбика. Рост пять футов семь с половиной дюймов, вес 146 фунтов. Хромает на правую ногу. Две судимости. 1956 — 60 дней за кражу велосипеда. 1962 — 90 дней за кражу фотоаппарата из закрытой машины. — Хьюго читал из досье.

— При весе в 146 фунтов вряд ли он может сломать шею. Но присылай его, поговорим, — предложил Гробелаар и снова опустил усы в чашку. Хьюго кивнул сержанту-африканцу, тот открыл дверь и впустил Хромую Ногу и сопровождающего констебля.

Они подошли к столу, за которым сидели детективы. Все молчали. Детективы принялись расчетливо молча рассматривать Хромую Ногу, чтобы увеличить свое преимущество.

Гробелаар хвастал, что чувствует виновного за пятьдесят шагов, а от Филемона Н'Габаи так и несло виной. Он не мог спокойно стоять, сильно потел, глаза его перебегали с потолка на пол. Он, конечно, виновен, но не обязательно в убийстве. Гробелаар не чувствовал ни малейшей уверенности, когда печально покачал головой и спросил: «Почему ты это сделал, Филемон? Мы нашли твои отпечатки на бутылке с золотом».

Эффект был немедленным и драматичным. Губы Хромой Ноги разошлись и задрожали, слюна капнула на подбородок. Широко раскрытыми глазами он уставился на Гробелаара.

«Ну! Ну!» подумал Гробелаар, распрямляясь и становясь внимательным. Он заметил, что и Хьюго проявил интерес.

— Ты знаешь, как поступают с людьми, которые убивают, Филемон? Их уводят и… — У Гробелаара не было возможности закончить.

С воплем Хромая Нога метнулся к двери. Хромая походка его была обманчивой, он двигался быстро, как хорек. Он успел открыть дверь, но тут сержант банту схватил его за вортник и потащил обратно в комнату.

— Золото, но не человек! Я не убивал португальца! — бормотал Хромая Нога, и Гробелаар и Хьюго обменялись взглядами.

— Попали! — с глубоким удовлетворением сказал Хьюго.

— В самую точку! — согласился Гробелаар и улыбнулся — редкое для него выражение лица.

60

— Видите, тут лампочка, она показывает, куда вставлять ключ, — сказал продавец, указывая на зажигание.

— О! Джонни, ты видел? — восторженно сказала Хэтти, но Джонни с головой погрузился в капот большого сверкающего форда мустанг.

— Почему бы вам не посидеть? — предложил продавец. Он очень мил, решила Хэтти, у него такие мечтательные глаза и замечательные бачки.

— О, да! С удовольствием! — Она опустила свой зад на сидение, юбка ее задралась, и мечтательные глаза продавца не отрывались от ее края.

— Можете приподнять сидение? — спросила Хэтти, невинно глядя на него.

— Конечно, я вам сейчас покажу. — Он перегнулся в машину, рука его легла на бедро Хэтти. Та сделала вид, что не заметила. От него пахло лосьоном после бритья.

— Так лучше! — прошептала Хэтти и поерзала, занимая более удобное положение, стараясь сделать свое движение провокационным и привлекательным.

Продавец приободрился, рука его крепче сжала шелковую кожу.

— Какое давление в двигателе этой модели? — спросил Джонни, выбираясь из-под машины, и продавец выпрямился и заторопился к нему.

Час спустя Джонни подписал контракт на покупку, и они с Хэтти обменялись рукопожатиями с продавцом.

— Позвольте дать вам мою карточку, — сказал продавец, но Джонни был поглощен своей новой игрушкой, и карточку взяла Хэтти.

— Позвоните, если вам что-нибудь понадобится, все что угодно, — подчеркнуто сказал продавец.

— Деннис Ленгли. Торговый управляющий, — вслух прочла Хэтти. — Боже! Вы так молоды для управляющего!

— Не так уж молод!

— Вижу! — прошептала Хэтти, и глаза ее стали дерзкими. Она провела кончиком языка по губам. — Я ее не потеряю, — пообещала она, оставив его с этим дразнящим обещанием и воспоминанием раскачивающихся бедер.

Они проехали в новом мустанге до Потчефструма; Хэтти подбивала Джонни обгонять другие машины. С ревом сигнала Джонни проходил от них на расстоянии пальца, только смеясь в ответ на протесты водителей. На обратном пути у них на спидометре было сто двадцать миль в час, и уже стемнело, когда они подъехали к дому и Джонни нажал на тормоза, чтобы не столкнуться с большим черным даймлером, стоявшим у их двери.

— Боже! — выдохнул Джонни. — Это машина доктора Стайнера.

— А кто такой доктор Стайнер? — спросила Хэтти.

— Большая шишка в головной конторе!

— Ты шутишь?

— Правда! — подтвердил Джонни. — Самая большая шишка.

— Больше мистер Айронсайдза? — Выше генерального упправляющего на социальной лестнице Хэтти никого не видела.

— Оловянные Ребра цыпленок перед этим парнем. Только взгляни на машину, она в пять раз больше мазерати Оловянных Ребер.

— Гии! — В этом Хэтти увидела логику. — И что ему от нас нужно?

— Не знаю, — признался Джонни с ноткой тревоги. — Пойдем узнаем.

В гостиной дома Деланжа доктор Манфред Стейнер понял, что эта сцена ему не годится.

Он сидел на краю красно-залотого пластикового кресла в напряженной и неудобной позе, как своры китайских собачек, которые стояли на каждом столе и полке шкафа, как фарфоровые утки, которые, уменьшаясь в перспективе, летели на бледно-розовой панели стены. В контрасте с веселыми рождественскими украшениями, закрывавшими потолок, и разноцветными поздравительными открытками, которые Хэтти приколола к зеленой ленте, черная фетровая шляпа и пальто с каракулевым воротником казались неуместно строгими.