Золотая рыбка - [15]

– Да, но… мог он все это как-то по-другому обставить… А я себя почувствовала… как бы предметом мебели, что ли!

– Судя по тому, что ты говоришь, он и сам был не рад появлению этой, как ее?

– Карины, – выпустив пар и чуть успокоившись, прошептала Вера.

– Слушай, плюнь ты на нее! Посмотри, как дальше будет. А лучше – подальше бы от него, ну зачем тебе эта богема?

– Я, по-моему, просто пошлю его без разговоров. Конечно, лет восемнадцать – свежачок! – продолжала она без перехода. – Да посмотрю я на нее, когда ей мой тридцатник стукнет – кошка будет облезлая. Да ее к тридцати на свалку можно выбрасывать будет! Расплывется квашней, брюхо выпустит, нос еще больше загнет – лимон им в чае давить – вот на это только и сгодится его Карина!

– Слушай, ну что ты злишься! От злости дурнеют. А мы с тобой должны быть красивыми, – утешала Таша вошедшую в раж подругу. – По-моему, ты разошлась! Приди-ка в себя, Веруша!

– Я не злюсь, мамуся, а просто… Если бы он знал, какая я в постели… Ну что она знает? Что умеет?..

– Котенок! – Таша указательными пальцами зачесала Верины волосы за ушки. – Милый мой, ты и сама все знаешь… С твоим умом, талантом, с твоим-то обаянием… Да мы с тобой найдем покудрявее! Значит, недостоин он твоей женственности. Настоящее – дорогого стоит и не каждому по плечу…

– По плечу… – проскулила Вера.

– Что-что?

– Он достоин… В том-то все и дело… Достоин он! Я знаю.

– Ну, раз достоин… Слушай, – притворно вскипела Таша, – мне материал сдавать, а ты тут со своими принцами… Хватит уж, перестань! Достоин – так пускай доказывает! А ты в форме должна быть! Ты знаешь, завтра четвертый номер выходит с твоей беседой. Как этого твоего архивиста и реставратора?..

– Даровацкий?

– Да, с ним. Звони ему, порадуй. Ну все, киска, давай в бой, а вечерком созвонимся.

Вера вышла из Ташиного кабинета уже несколько в ином расположении духа. Пройдя к себе, набрала номер Даровацкого. Трубку сняли.

– Владимир Андреевич? Это Вера Муранова из журнала «Лик» – я была у вас три недели назад. Помните? Хочу вас порадовать – завтра выходит номер с вашим материалом… Мне очень неудобно – я обещала принести материал вам на подпись, звонила все время, но вас не было. Что? Болели? Да. Да. Ну конечно! Хорошо. Как только номер журнала будет у меня на руках, сразу же привезу. До встречи…

Она, побелев, повесила трубку. В ушах звучали слова Даровацкого:

– Простите, сударыня, мою бестактность, но уверен, в нашей беседе – в том виде, в котором она выйдет в свет, нет ни слова о карте и кладе… Моя вина – я должен был предупредить вас об этом, но понадеялся на вашу тактичность и чуткость. Это ведь я вам рассказал, информация эта не подлежит разглашению… Еще раз простите, рад вас слышать, помню о своем обещании, надеюсь скоро увидеть. Теперь я доступен. Звоните.

И голос, и манера речи заметно изменились – появилась какая-то сухость, сдержанность, если не сказать – отчуждение. Принимая ее у себя, он был совсем другим. Может, болезнь повлияла? – терялась в догадках Вера…

Но интонации сейчас не имели значения – Вера была просто в ужасе: в пылу журналистского азарта она «выдала» запретную информацию, приведя слова старика о карте с местом, где спрятан ненайденный клад! Непростительная оплошность – она и сама могла догадаться, что в их разговоре предназначалось для печати, а что нет… Вера кинулась к главному:

– Илья Васильевич, у меня неприятность. Понимаете, я не отвезла вовремя материал на подпись… и не по своей вине – Даровацкий… ну, архивист, с которым я делала беседу о красоте для четвертого номера, он болел. К телефону не подходил – я просто не могла его выловить…

– Ну и что, Вера? – Костомаров при этом изучал чей-то материал, лежащий перед ним на столе, не удостаивая ее даже взглядом.

– А то, что он… В общем, номер еще в типографии?

– Еще.

– Нужно выкинуть из беседы ма-а-аленький кусочек. Всего две строки. А то будет большой скандал!

– Но помилуйте… Все, из песни слова не выкинешь! Номер сверстан, набран, утром забираем тираж – о чем речь?

– Но вы же можете! Один ваш звонок – и все! Зачем нашему журналу лишние неприятности – один звонок наборщикам…

– Дорогая моя, вы напортачили – вот вы и расхлебывайте. У журнала больших проблем с этим, надеюсь, не будет. Автору я, если что, позвоню. С ним все уладим. Но вот у вас неприятности будут. Если он возникнет с протестом – неприятности вам я гарантирую… Простите, ничем не могу помочь…

Вера вышла из кабинета как побитая собака. А чего иного могла она от Костомарова ожидать? Сама ляпнула тогда – вот самой и расхлебывать! Так он и сказал. И зачем унижалась, просила? Нет, пора в себе что-то менять – нельзя жить так вот, с налету! Ну почему она не такая, как Таша, – у той все продумано, все рассчитано… А у нее – все спонтанно, все – взрыв, пожар!

Боже, какая дура! Да и старика жалко – доверился такой безмозглой курице, о сокровенном своем поведал… А я… на всю страну раззвонила! Что же теперь делать, что делать?

На следующее утро в редакцию привезли пачку свеженьких номеров, где в беседе под рубрикой «Что такое Красота?» красовались слова старика Даровацкого о карте и кладе. Вера места себе не находила – металась как затравленная и в конце концов, поревев на Ташином плече, чуть-чуть успокоилась и отправилась домой – писать свой роман. Таша сказала, что ничего лучшего сейчас не придумать…