Золотая Пуля, или Последнее Путешествие Пелевина - [45]
— Не я покупал, не мне и продавать.
— Ну, тогда, извини, — вздохнул Виктор и звонко хлопнул себя по коленкам. — Тогда, старик, уж не обессудь…
— Что, неужто силой отбирать станешь? — спросил старик и скривился, иероглифы-морщины составили на его лице какой-то новый текст.
— Придётся. А куда деваться? Слышал, старик, что-нибудь о политической целесообразности?
— Это когда цель-то средства оправдывает? Ты об этом? О том, что «не в тебя стреляю, но во вредное нашему делу донесение»? О том, что старуху можно топором ради принципа, мирное население бомбами ради демократии, а одного старика кулаком ради спасения всего человечества? Ты про это толкуешь? Если про это, так это я лучше тебя знаю. Мне-то этого не знать. Восемнадцать лет первым секретарём райкома, а до этого тринадцать — вторым… Мне-то не знать.
— А я думал, старик, что ты фольклорный.
— О чём ты? Фольклор, он развит только на последней стадии доклассового общества. Энгельс так писал. В своей книге… В этой… Уже не помню в какой. Надо конспекты поднять… Старый стал, совсем уже ничего не помню. Только помню, что про фольклор именно так Фридрих наш дорогой товарищ Энгельс писал, что в доклассовом обществе он шибко развит. А нынче у нас общество чай не доклассовое, — однако, а классовое. Капитализм на дворе. Так? Или нет?
— Классовое, — согласился Виктор и решил на эту тему слегка поразглагольствовать, — сделать вид, что заговорил дед ему зубы. А сам же надеялся, что удастся деда в свою очередь заболтать и на подарок потихоньку раскрутить. — Капитализм не капитализм, но много сейчас у нас, старик, всяких классов поразвелось. И видов. И подвидов. И отрядов. И семейств… Хищники есть. Приматы есть. Причём, безнадёжные такие приматы — примитивные. Со старых времён никуда не делись. Пресмыкающиеся злобные тоже в наличии. И пустоцветные пресловутые. И абсолютно голосеменные. То есть голосеменные абсолютно. И грызуны мелкие, но саблезубые, тоже имеются, — куда без них. Ну ещё утконосы есть несчастные. На средних этажах коррупции. И ехидны разумеется, которые не случайно такое имя носят, потому как — четвёртая власть. И парнокопытные есть. На которых всё и держится. И двугорбые разумеется. Эти в белых воротничках. Одногорбые, те в синих. Потом эти ещё… Как их… В застиранных-то воротничках. На сервисе… Короче, низшее звено. Менеджеры зала. Бойцовского клуба… И даже — во вспомнил! — выдра одна есть. Сам лично видел. Так что действительно полным полно сейчас, старик, слоёв в общественном пироге. Я уж молчу о всяких там маргинальных прослойках. Одной только интеллигенции сейчас семьдесят три категории насчитывается! Что уж тут говорить.
— Вот видишь, как оно запутано сейчас всё, — развёл руками Бажба Батор. — Это когда бы получилось у нас коммунизму построить, общество хотя и бесклассовое, но каждому по потребностям, тогда, может быть, вновь зацвёл-заколосился фольклор во всей своей красе. Все эти домыслы-измыслы-промыслы народные и песни-пляски имени Верёвки. Но не получилось же коммунизму построить? Ведь нет?
— Обломилось, — согласился Виктор. — Цены на нефть подвели.
— Может оно и так, — пожал плечами дед. — Я-то сам по-другому думаю… Да не важно, что я там думаю, но токма нету его, коммунизма. И не предвидеться. И фольклора нет. Уж извиняйте. Да к тому же, честно говоря, тут старик заулыбался, — весь этот фольклор, вся эта экзотика доморощенная, — это всё, что есть по большому счёту?
Виктор пожал плечами.
— Всё это есть утешительный приз для неудачников, — сам на свой вопрос ответил мудрый старик.
Виктор не мог с этим его неожиданным выводом вот так вот прямо с ходу согласиться. Решил, как-нибудь потом на этот счёт подумать. Насчёт того, кому она действительно нужна — экзотическая мишура и духовная экзотика.
— Да, кстати, а в Сызрани бывал я, Витя, — вдруг неожиданно сообщил старик. — На слёт партийного актива ездил. Опытом обмениваться. И учёба у нас там ещё была. Повышение квалификации. Было дело… В семьдесят втором, кажется. Или в семьдесят третьем. Когда у нас переворот-то в Чили приключился? А? В семьдесят первом? Вот тогда. В тот самый год. Эх, молодость… Днём, значит, семинары у нас, лекции, а вечером… Помню, как-то раз с преподавательницей одной из ВэПэШа, из Высшей, стало быть, Партийной Школы, мы в гостинице профсоюза горных работников… Н-да. Но не важно. В общем, бывал я, Витя, в Сызрани. Бывал. Не нужны мне на поездку туда твои деньги. В одну и ту же воронку дважды… Хотя… Эх, кабы был бы я моложе лет на этак сорок-пятьдесят, да кабы была молодой та рыжая мамзеля… Чегой-то она нам там преподавала-то? Э-э-э… И не вспомнить, пожалуй. ЭнКа, кажется. Научный коммунизм. Три проставляющих и три вставляющих… Да, вернуть бы те годы, тогда я ещё может быть. А сейчас зачем мне всё это? Некуда и незачем мне ехать. Не нужны мне твои подъёмные деньги. И нету никакого резона, получается, мне Клетку тебе продавать.
— Ну, как знаешь. Как знаешь. Тогда… — Виктор привстал с табурета, но действовать всё не решался, стрёмно ему было со стариком пихаться. И потому, оттягивая неприятное, ещё раз предложил: — А может быть, всё же в цене сойдёмся? А? Может, когда новую цену услышишь, тебя и пробьёт.
Вся эта удивительная и головоломная история началась с восьмой рюмки русской водки, выпитой одним из трех друзей, реальных таких пацанов, в ресторане «Сорвейн». Сгоряча покинув «порт приписки», парни неожиданно оказались там, где абсурд происходящего достиг последнего предела. Они попали туда, где бытие и небытие, былое и грядущее, истина и абсурд, святое и греховное, «я» и «он», молчание и слово — любые оппозиции вовсе не противопоставлены друг другу. И выпала друзьям Великая Миссия Спасения Абсолюта, а значит, избавления человечества от неисчислимых мук, бедствий и страданий, которыми люди во все времена расплачивались за свое бытие.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Сильные одарённые не живут как им хочется — они служат государству. Свои кланы охраняют Империю от чужих кланов, а одиночки работают в МВД, ФСБ, или той же Прокуратуре. И Квартальный Поручик один из таких одиночек.
Одержимые местью, люди заходят в самые опасные места, вот и маленькую ведьму Агнешку завели поиски оружия против богини в проклятый лес, где обитают древние владыки, преданные забвению. История Поганой Пущи неразрывно связана с судьбой одной ворожеи, дочери названной самого Лешего, стражницы Беса. Продолжит ли стезю ворожеи Агнешка, или ей уготовлена другая участь — решать отнюдь не ведьме.
Худой, невзрачный отец и маленькая дочь. Их связывали не только узы родства, но и общая тайна…
После битвы с Мордэкая с Сияющим Богом Сэлиором прошло семь лет, и за это время его контроль над своими способностями безмерно возрос. Он наконец нашёл применение «Бог-Камню», но боги хотят отомстить, и желают уничтожить всё, что он создал. Тайны прошлого грозят будущему его королевства, его семьи, и, возможно, даже самого человечества, если только Мордэкай не сможет выяснить, что означает «Рок Иллэниэла». Насколько далеко зайдёт отчаявшийся волшебник, чтобы спасти своих детей… или его усилия лишь обрекут их всех?16+.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.