Золотая подкова - [45]

— Я — бригадир, — представился Байрамгельды, как только незнакомец сел на табурет. — Вы ко мне.

— Да, — сказал парень. — Меня послали к вам из управления. Зовут меня Анпамухамед Клычдурдыев. Я пришел узнать, нужен ли я вам и когда выходить на работу?

Стремительность в разговоре, нетерпеливое желание как можно быстрее его закончить, несколько смутили бригадира и он даже начал слегка заикаться.

— Н-нужен, — с запинкой ответил Байрамгельды. — А выходить можно хоть завтра. По… но давайте познакомимся сначала. Откуда вы?

— Я из Геок-Тепе.

— Местный, значит?

— Выходит так.

— А машинистом бульдозера работаете давно?

— Не очень. Но дамбы обвалования делать умею.

Когда новичок ушел, Курбанклыч Шириев, победоносно оглядев товарищей, произнес:

— Ну, что? Говорил я вам, что это работяга! А вы — свое: стиляга да стиляга! Всюду вам только стиляги и мерещатся.

— Ну, ладно. Не очень-то выпячивай грудь, — сердито бросил ему в ответ Аннамухамед Эрешев. — Не знаешь человека, а уже горой за него! Еще неизвестно, явится ли он завтра. Ходить таким павлином куда приятнее, чем вкалывать на бульдозере.

— Да брось чепуху молоть! Ведь сразу видно: он не такой, — сердито сказал Курбанклыч Шириев.

— Такой или не такой, сразу не раскусишь. Надо хоть немного пожить вместе, соли поесть, — не сдавался Аннамухамед Эрешев.

Слушая этот спор, Байрамгельды все больше хмурился: спор ему не нравился, да и некогда его было разводить.

— Хватит! Кончайте базар! — прикрикнул он. — Кто позавтракал — на смену: время не ждет!

На следующее утро, как и накануне, бригадир вернулся с вахты чуть позже остальных. Вошел в вагончик, сел у задней стенки и, окинув взглядом механизаторов, сказал:

— А где же новичок, или, как вы его называете там, стиляга? Не приехал еще?

Наступило неловкое молчание. Потом кто-то сухо, кашлянул, кто-то прыснул от смеха. И в это время раздался голос самого «стиляги»:

— Я здесь, Байрам-ага.

Бригадир снова окинул взглядом вагончик, поискал глазами новичка, но так и не нашел его.

— Покажись, пожалуйста. Не вижу, — попросил бригадир, смущенно улыбаясь.

Заслоненный могучим крепышом Ширяевым, новичок сидел в углу и действительно не был виден бригадиру. Но дело было не только в этом. Новичка трудно было узнать. Подстриженный под нулевку, он был в скромной клетчатой рубашке и просторных коричневых брюках. Никто, конечно, такой перемены от него не ожидал.

— Садись, пожалуйста, — сказал Байрамгельды. — На работу выйдешь завтра, в первую смену. Старшим по смене, — бригадир сделал паузу, медленно оглядывая всех, и остановил свой взгляд на Оразгельды Овезмурадове, — будет Оразгельды.

Услышав свое имя, Оразгельды расцвел. Доверие бригадира ценилось высоко.

На следующий день, к вечеру, Оразгельды вернулся со смены раньше всех. Был не в духе — то ли от того, что устал, то ли просто, как говорится, настроения не было.

— Ну, как Аннамухамед? — поинтересовался о новичке собравшийся на вахту Байрамгельды. — Годится?

— Работает, как бог, — отвернувшись в сторону, невесело ответил Оразгельды. — Так бы и глядел на него! В театр ходить не надо.

— Ну, а ты почему хмурый такой? Может, обидел кто? — спросил Байрамгельды.

— Нет. Пока — никто… — грустно ответил Оразгельды. — Понимаешь? Когда я вижу, что кто-то лучше тебя делает твое любимое дело, не по себе становится. Тут поневоле загрустишь.

— Эх, ты… Нашел о чем тужить! — усмехнулся бригадир. — Поучись. У того же Аннамухамеда, и грусть твою как рукой снимет.

Шло время. С каждым днем рос авторитет Аннамухамеда. Был он парнем скромным, веселым, дружелюбным, отлично владел техникой и самозабвенно любил свою профессию. Примерно такими же качествами обладали и его товарищи, но у него они были выражены как-то ярче, сильнее. И, возможно, поэтому вскоре он сделался общим любимцем знаменитой бригады.

В начале апреля к ним наведался секретарь комитета комсомола. Это был коренастый, с грубоватыми чертами лица молодой человек, скорее похожий на выпускника ремесленного училища или на молодого рабочего, чем на солидного комсомольского вожака. Он зашел в вагончик строителей, расспросил о том, как они живут, трудятся, и лишь потом сообщил о цели своего визита.

— С вашей стройки, — сказал секретарь, — мне нужен один человек. Но самый достойный, которого можно послать на родину Ильича в составе нашей делегации на открытие Ленинского мемориала в Ульяновске. Конечно, он должен быть ударником труда, одним словом, человеком видным.

После этих слов взоры собравшихся, словно по команде, устремились на смущенного Байрамгельды Курбана.

— Вот его, товарищ секретарь, нашего бригадира надо послать, сказал Клычли Аширов. — Считаю, что он подходит по всем статьям.

— Ну, а ты что скажешь? — обратился секретарь к бригадиру.

— Что скажу? — с какой-то нерешительностью ответил Байрамгельды. — Рад бы в рай, да грехи не пускают.

— Не понял…

— Нельзя мне, товарищ секретарь. Астма у меня.

— Да… Тогда действительно… Ну, а кроме тебя, кто бы поехать мог?

— Вот он, — кивнул Байрамгельды на Аннамухамеда. — Лучше его не найдешь.

— Ясно! — сказал секретарь. И тут же обратился к Аннамухамеду. — До отъезда в Ульяновск время еще есть. Вот за это время приготовь небольшую речь, может, выступать придется. Расскажи о себе, о бригаде, о стройке. Расскажи, как можно теплее, чтобы слова шли от самого сердца. Вопросы есть?