Золотая подкова - [28]

— А может, останешься? И так ведь десять лет кочуешь…

Джума не ответил. Склонив голову, он думал о чей-то своем.

— И все бы ничего, — сказал Кичи-ага, — но мы стареем. Трудно без опоры.

— Знаю. Все знаю, — хмуро проговорил Джума.

— Пора бы тебе вспомнить и о древнем нашем обычае, — мирно продолжал отец. — Это мудрый обычай: младшему в семье он велит жить со стариками до скончания их века. Потому что младший, вот, например, как ты, здоров, полон силы, не столь обременен детьми, как старшие братья. Этот обычай завешай вам предками. А ты нарушаешь его. Ты, как птенец, который едва лишь встал на крыло, так и рвешься из родного гнезда.

Отец прав, конечно, — размышлял Джума, по-прежнему не поднимая головы. — Да, хорошо бы жить о семьей, растить детей. Но разве хватит в нем духу — ради покоя и тишины оставить бригаду, с которой сделано столько добрых и славных дел! Да он жизни не мыслит без ветровых просторов родимой земли, без грохота машин и даже долгих, тяжких разлук с семьей. К этому он уже привык.

Но только ли в привычке дело? А чувство долга? Не раз он уезжал из дома лишь потому, что так было надо. Его посылали и он ехал. И если кто-нибудь из бригады спрашивал, хорошо ли будет на новом месте, он отвечал, улыбаясь:

— Крик петуха везде одинаков.

Этим Джума хотел сказать, что все новые места всегда похожи друг на друга, и трудности там неизбежны. А сколько их было, этих новых мест в жизни Джумы!

В урочище Хаузхан он поднимал плотину самого большого в республике водохранилища, рыл котлован для насосных станций на машинном канале, прокладывал Пионерную траншею Каракум-реки от Ашхабада до Геок-Тепе. Поедет он и строить новое искусственное море.

— Отец, — сказал Джума негромко, — я понимаю, что вам трудно без меня. Но надо потерпеть. Придет время, и я вернусь. Навсегда. А пока надо строить. Ты сам говорил: под лежачий камень вода не течет.

— Вах, сынок! Даже лошадь и ту берегут, а то загнать можно! — вдруг воскликнул старик. — Пусть другие строит. Или других мало? Ты сделал свое. Тебе пора бы дома быть или хотя бы рядом. Ты заслужил это…

Джума улыбнулся:

— Ну, а если те, другие, тоже ехать не захотят? Кто же строить будет?

Отец не ответил. Он снова поник, сердито уставившись в кошму. «Ну, и характер, — думал он о сыне, — кремень! И в кого уродился такой?»

В твердости характера сына, в его упорстве Кичи-ага убедился уже давно, еще тогда, когда он вернулся из армии. Немного отдохнув, Джума собрался уезжать. Отец советовал остаться в колхозе. Куда там! Джума в слышать не хотел. Вода канала уже подходила к долине Мургаба, а многие земляки Джумы сидели за рычагами бульдозеров и экскаваторов. Разве мог он усидеть дома?

И тогда — перед отъездом на стройку — между отцом и сыном состоялся памятный для обоих разговор.

— Значит, уезжаешь?..

— Да, уезжаю, — твердо ответил сын.

— И кем же ты хочешь стать? — спросил Кичи-ага, зная, что у сына нет никакой специальности.

— Сам пока не знаю. Время покажет, — уклончиво ответил Джума.

— Остался бы?..

— Нет, лучше поехать.

Этот ответ обидел отца. Вот она, нынешняя молодежь! Все по своему гнет. Совсем не ценят советы старших! Но потом, поразмыслив, успокоился. Что ж… Пусть будет так, как хочет сын. Пусть ищет счастье на стороне.

Джума уложил в чемоданчик пару сменного белья, немного продуктов и уехал в Мары. Здесь его зачислили подсобным рабочим в одну из бригад на строительстве железнодорожного моста. И Джума был счастлив уже тем, что под этим мостом пройдет Каракумский канал.

Котлован рыли бульдозеры. Ловко они орудовали! В один прием чуть ли не целую гору в отвал выгребали. Углубление росло на глазах. Джума удивился богатырской мощи машин. А он?.. Что толку от его кирки да лопаты?.. По ночам, лежа в тесном вагончике, он мечтал: «Эх, подучиться бы!.. Не зря говорят:

«Знающий летит, невежда плетется». Вот и я плетусь. А мог бы летать». И еще он мечтал о любимой девушке по имени Эджегыз, что жила в соседнем колхозе. О встрече с ней и о женитьбе.

Вскоре Джуму послали в училище механизация. Пока учился, воду Амударьи встретили на его родине, в долине Мургаба. А практика Джумы совпала с началом строительства второй очереди канала Мары — Теджен. На эту трассу были брошены лучшие силы механизаторов, испытанных и закаленных в борьбе о пустыней.

Степь, куда приехал Кичиев, сотрясалась от грохота землеройных машин, не затихавшего ни днем, ни ночью. Джуму зачислили в бригаду Мамеда Кулиева, человека строгого, но справедливого. Он требовал ювелирной работы: не вынимать лишнего и не оставлять огрехов, чтобы откосы были ровные, гладкие, как будто сделали их., вручную.

У Джумы все было хорошо. И только перед самым концом практики он неожиданно загрустил. Втайне он мечтал остаться в бригаде Кулиева. Но возьмет ли его бригадир, Джума не знал.

И вот один случай, казалось, не очень значительный, прямо-таки поверг Джуму в глубокое уныние..

Рельеф пикета — стометрового участка, где работала бригада, — был неровный, высокий с одного конца и низкий — с другого. Расставляя механизаторов на пикете, Кулиев хотел было Джуму послать на высокий, где выемка должна быть глубокой. Но, поразмыслив, послал туда более опытного бульдозериста, а практиканта — на низкие откосы, туда, где легче и безопасней, «Не доверяют. Думает, не справлюсь», — эта мысль обожгла Джуму, как огнем, и он понял, что его надежда остаться в бригаде, надежда, которую он так лелеял, неожиданно разлеталась в прах.