Золотая паутина - [5]

Валентина отдыхала, пока шла, слушала эти звуки, наслаждалась тишиной, думала. В последние годы огородик она свой забросила, ни к чему возиться с картошкой и огурцами, может купить сколько душе угодно. Не тянет к крестьянскому труду и Анатолия, он человек военный, одна техника в голове, машина «Жигули» да запчасти. Дом их зарос диким виноградом по самую крышу, но это Валентине нравилось: меньше заглядывать будут с улицы. Да и отец, когда еще был жив, говорил: вот достроимся, Валентина, беседки в саду сделаю, пусть виноград растет. Но отец, бывший военпред на их же «Электроне», не дожил, умер в одночасье семь лет назад, а мать увез в Москву подполковник, они вместе о отцом и работали. Нельзя сказать, что у них, у матери и нового ее мужа, была сильная любовь, но так получилось — оба овдовели к пятидесяти годам, дети выросли, а самим оставаться одиночками не хотелось.

Валентина иногда бывает у них в Москве. Мать говорит, что живет хорошо, квартира у них большая, у Киевского вокзала, есть где остановиться, погостить. С продуктами только плохо стало — очереди, очереди… и пустые прилавки. Народ раздраженный, недовольный, все подряд ругают перестройку.

Мать бывает в Придонске обычно в августе, к фруктам — здесь дешевле и выбор больше. Вместе с Валентиной они закручивают банки, варят, консервируют. Была мать и нынче, уехала месяц назад, повезла своему супругу соленья-варенья. Стыдила Валентину за то, что та запустила сад и огород, но в целом осталась довольна: жила ее дочь богато — и стенки во всех комнатах стояли, и синие «Жигули» на дожде не мокли, и хрусталь за стеклами шкафов посверкивал, и сама Валентина вся разодетая, дорогие камушки в ушах да на пальцах. Мать чисто по-женски стала выпытывать у Валентины: мол, откуда все это у тебя? Ты же простая, можно сказать, кладовщица, оклад небольшой, ну там премия… А в доме да на тебе — на многие тысячи. Валентина посмеивалась, говорила, что работать надо, мама, стараться деньги зарабатывать, это сейчас не возбраняется, наоборот, приветствуется. Это вы жили своими идеями, боролись за светлое будущее — вот оно и наступило, мы, ваши дети, в этом «будущем» живем. А еще муж у меня военный. У Анатолия оклад хороший, и хозяин он в доме, этого не отнять.

Ну, живите счастливо, живите, говорила мать. Деток рожайте, чего тянешь, Валентина?

Что ответишь на такие вопросы? Детей у нее теперь никогда не будет, не надо было, наверное, делать тот аборт от Эдьки, глядишь бы, родила. А сейчас уже поздно, никакое лечение не помогло, она и лечиться бросила. Проживем без детей. Вон, у Анатолия двое, а что, счастлив он? Знает она, что мучается, думает о них; поначалу, в первые месяцы их совместной жизни, тайком наведывался в старую свою семью, но она и раз и другой закатила Анатолию скандал, даже одежду его однажды за порог выбросила: или я или она — поставила ультиматум («она» — это бывшая жена, Танька). Мол, к ней ты ходишь, а не к дочкам, спишь с ней. Поговорили они в тот раз крепко, подрались даже. Но ходить «туда» Анатолий перестал. А мать… что мать! Зачем ей знать, на какие средства живет дочь. Она и не догадывается, что это, в доме, лишь часть того, что ее дочь, Валентина, имеет. А наткнулась бы случайно в чуланчике на потайные ящички… Но Валентина умеет прятать. Анатолий и тот всего не знает. Да и знать, наверно, не должен. Хозяйка в доме — женщина, тем более что Анатолий пришел к ней на все готовенькое, еще и машину получил, катайся, наслаждайся жизнью, что еще мужику надо?

Деревенская улица повернула вправо, пересеклась с такой же тихой, в березах, теперь видно и ее дом. Валентина любила голубой цвет, ставни у нее были голубые, забор, а ворота и калитка густо-синие. Так она велела покрасить. Анатолий все в точности исполнил, только петуха на крыше сделал красным, а не желтым, как она просила. «Красный петух это нехорошо, — втолковывала она мужу. — В деревне вон говорят: пустить красного петуха — поджечь». «Да кто там тебя поджигать собирается, с ума сошла!» — высмеивал ее Анатолий, но она верила приметам и сама потом залезла по лестнице на крышу, перекрасила петуха.

С Анатолием они не регистрированы, просто сошлись, как сказала она своим девкам на работе. Мужичок Рябченко смазливый, форма на нем хорошо сидит, вот и покорил ее сердце. Познакомились они случайно, в магазине (она уж и не помнит, что там покупала, три года прошло), а прапорщик этот сам привязался: извините, девушка, да простите, где-то я вас видел, не позволите ли проводить вас лично до дома и пожать на прощание ручку?… К тому времени роман ее с Эдькой Криушиным закончился, тот получил все, что хотел, от нее и от завода, смылся куда-то; сердце ее было свободным.

Короче, подвела она этого настырного прапорщика к синим своим «Жигулям», сказала:

— Ну что ж, проводи, раз так хочется.

Прапорщик скис заметно, не ожидал такого поворота событий, но духом не пал, а смело сел к ней в машину, доехал до дома, действительно «пожал ручку» и спросил, когда они увидятся в следующий раз.

— С «Жигулями» или со мной? — засмеялась Валентина.

— С вами обеими, — не стал кривить душой бравый воин, и именно это Валентине понравилось. Она поняла, что имеет дело с решительным человеком. А в следующее их свидание вот уж она удивилась: другой бы ухажер цветы принес, в кино бы, что ли, позвал, а Рябченко пакет со сгущенками-тушенками припер, сказал, что все его друзья в части заведуют складами, вот, угостили. Он и сам заведует складом, только с оружием.