Золотая Орда. Монголы на Руси. 1223–1502 - [97]

Подданные правителя могли обратиться к хану с жалобами любого рода и также подать ему апелляцию на уже вынесенный приговор. Однако о деятельности придворного суда мало что известно. До нас дошли только сведения о состоявшемся в 1318 году процессе, результатом которого, как следует из документов тогдашнего делопроизводства, явилось вынесение смертного приговора князю Тверскому Михаилу Ярославичу. Известно, что подобные процессы любили устраивать и в Иране.

Михаила судили по обвинению князя Московского Юрия и татарского вельможи Кавгадыя и поэтому вызвали к хану. По прибытии в Сарай к Михаилу приставили татарского чиновника в качестве охранника и сопровождающего (по-русски «пристава»). По совету Кавгадыя Юрий взял с собой множество князей и бояр, которые выступали свидетелями обвинения. Решающую роль на суде играл Кавгадый, бывший одновременно обвинителем и судьей. На следующем заседании, состоявшемся через неделю, Михаилу зачитали пункты обвинения: удержание для себя дани, борьба с татарскими посланниками и доведение до смерти жены Юрия, татарской принцессы Кончаки.

Слушание дела растянулось на многие недели. Михаила били, но в цепи не заковывали. Вместо этого на его шею надели тяжелые колодки, которые не снимали двадцать четыре дня. Один раз Михаила выставили на рыночной площади для всеобщего обозрения и несколько раз всенародно зачитывали статьи обвинения. Еще через некоторое время на той же площади была совершена казнь. Она состоялась 22 ноября 1318 года. Перед приведением приговора в исполнение ему дали возможность проститься со своим окружением и выслушать напутствия христианского духовника. Палачи оттеснили от места казни сбежавшийся народ, воткнули приговоренному нож между ребер и вырезали ему сердце.

Князь Московский Юрий хотел, чтобы тело Михаила осталось лежать на площади, но этому воспротивился Кавгадый. Труп казненного положили на телегу и окольными путями отправили на родину в город, где до этого княжил Михаил.

Приведенное выше описание монгольского судебного производства, которое не отличилось объективностью, взято из русских летописей и составлено на основании свидетельств очевидцев. Поэтому оно заслуживает доверия. В то же время нельзя не отметить, что его изложение, особенно в последней части, где говорится о захоронении тела казненного, носит весьма пафосный характер и напоминает жизнеописание святых. Поэтому нельзя исключить, что и в отображении самого судебного процесса допущены отступления от истины, чтобы вызвать сочувственное отношение к Михаилу. Тем не менее этот процесс весьма напоминает суд над принцем Ширамуном[434], главой заговора на выборах великого хана Монке в 1251–1252 годах.

Но суд проходил не всегда. В 1358 году хан Бердибек[435]выдал одного русского князя его дяде по обвинению последнего.

О судах по урегулированию гражданских тяжб среди населения и других нижестоящих судебных инстанциях ничего не сообщается. Только Барбаро утверждает, что монголы воздерживались от словесных перепалок и предпочитали обращаться к вельможам, чтобы те рассудили их спор в качестве третейского судьи.

Семейное право

Брачное право, которое действовало во время вторжения монголов в Кыпчак, целиком и полностью соответствовало обычаям их предков в Монголии. Жен покупали, присутствовали также черты, свойственные системе кражи невест. Ближайшим кровным родственникам сочетаться узами брака запрещалось. В то же время показательным являлся обычай женитьбы на вдове умершего брата (так называемый левират[436]). Даже в 1302 году Тохта был вынужден взять себе в жены вдову своего брата. (Правда, сообщает об этом Абд эль-Джафар, сведения которого нельзя считать абсолютно надежными.)

Монгольские обычаи предписывали также обязательность женитьбы на вдовах, оставшихся от покойного отца, конечно, за исключением своей матери. Супружеская измена со стороны мужа, по крайней мере в чисто монгольские времена, наказывалась смертью.

Многоженство, по крайней мере у знати, являлось древним монгольским обычаем и практиковалось с незапамятных времен. Обычно (после принятия ислама, во всяком случае при Узбеке) муж поочередно посещал своих жен и проводил с ними целый день. В этом вопросе старые монгольские традиции совпадали с мусульманским правом. Об Узбеке говорили, что он гораздо чаще приходил к своей главной жене, матери его сыновей. Если у него появлялось желание навестить других супруг, то он извещал их об этом заранее.

У Бату было шестнадцать, а по другим сведениям, двадцать шесть жен, которые жили в своих юртах, одна возле другой. О Сартаке известно, что он имел шесть жен, а его старший сын, как принято считать, Улагчи – две или три.

В XIII столетии известны многочисленные случаи, когда монголы хотели привить свое семейное право другим народам. Так, в 1246 году они принуждали князя Черниговского, которого звали Андреас[437], жениться на своей

невестке. Поскольку имя князя явно искажено, так как никакого черниговского князя по имени Андреас не существовало, трудно сказать, был ли он тогда уже женат или нет.

В 1278 году уже хан Менгу-Тимур хотел принудить сына римско-сельджукского султана Из-ед-Дина Кей-Кавуса II Гияса ед-Дина Масуда II жениться на вдове султана Урбай-хатун. Поскольку это противоречило исламскому праву, в частности суре четвертой