Золотая медаль - [40]

* * *

Виктор провел Юлю до дома, где она жила.

Уже прощаясь, она вдруг припомнила:

— Слушай, Витя, я давно хотела тебя спросить. Помнишь, на вечеринке у Марийки мы разговаривали о выборе профессии. Ты рассказывал о заводе, о стали…

— Ну? — настороженно отозвался Виктор. — Рассказывал…

— Ты почему-то тогда не высказался до конца, чего-то не договорил. Так мне по крайней мере показалось. Ты еще сказал, что у тебя есть какая-то своя мысль. Помнишь — об институте.

Юлина рука лежала на широкой ладони Виктора, и девушка ощутила, как пригнулась эта ладонь.

— Юля, — ответил, волнуясь, Виктор. — Давай договоримся: не спрашивай меня никогда о моей будущей профессии, об институте… Хорошо? У меня есть причины… Понимаешь, я сейчас не хочу тебе всего говорить, так как мне еще и самому не все ясно. Но потом я сам тебе все расскажу.

Юля пожала плечами:

— Как хочешь. Хотя это и обидно — ты прячешься от меня с какими-то мыслями. Дружба — так дружба! Не понимаю, какие там у тебя причины. А мне досадно…

— Юля, слово даю, что ничего от тебя не скрываю. Но сейчас не могу сказать. Зачем тебя беспокоить, если я еще и сам не знаю.

— Беспокоить? Что-то серьезное?

— В том-то и дело, что, может — не совсем серьезное. Со временем я сам расскажу.

— Ну, хорошо, — вздохнула Юля. — Я тебе верю…

15

Немало вечеров просидела Нина Коробейник, работая над своим рассказом. После рекомендаций Юрия Юрьевича она переделала его: действие теперь происходило в пятом классе. Но оказалось, что в рассказе нельзя механически менять героев. Ведь школьники пятого класса были совсем другими, чем десятиклассники. Они и разговаривали иначе, их мышление и ученические поступки были ни в чем не похожи на мысли и мечты десятиклассников.

Так вот, пришлось образы школьников переписывать с самого начала.

Нина теперь с радостью ходила к своим пионерам. Перед нею были живые герои будущего произведения. Ей казалось, что надо было только описать какого-либо пятиклассника, хотя бы и Николая Сухопару, и нужный образ готов.

Она так и сделала, добросовестно зафиксировав все поведение Николая.

Было уже далеко за полночь, когда Нина закончила рассказа. Утром она перечитала его и пришла в ужас: никакого Николая Сухопары в рассказе не было. Вместо живого, шаловливого мальчугана по страницам рукописи гулял какой-то школьник, сделанный из фанеры — без мыслей и ощущений, с кляксою вместо сердца.

Нина не верила собственным глазам. Неужели это она написала вчера эти страницы?

Это был страшный удар. Девушка положила себе на голову подушку и долго плакала злыми слезами. «Бездарь! Какое ты имеешь право отнимать у самой себя время на писание никому не нужный ерунды?»

Может, она ошибается, может, она слишком требовательна к себе или не понимает, что плохо и что хорошо?

Дать тетрадь Юрию Юрьевичу? Ни за что! Пусть уж она зря тратит свое собственное время. Прочитать Юле, Марийке? Конечно, им. Они искренне выскажут свои мысли. Если плохо — не будут насмехаться, если удачно — похвалят…

Да разве же знает Нина, как оно случилось, что дала она свою рукопись не троице, не Юле, а Вове Морозу?

На большой перемене Вова подошел к Нине.

— Скажи, пожалуйста, что нам на завтра задали по русской литературе? — спросил он. — Я забыл отметить.

Нина удивленно подняла брови:

— Владимир Мороз, ведь вы меня уже спрашивали об этом! На прошлой перемене. Вы что, потеряли память?

Вова ужасно смутился. Он покраснел так, что даже слезы выступили.

— Как? Неужели? — забормотал он. — Как же я забыл?.. Но почему так официально? Владимир, да еще и Мороз. Разве я…

Нина смотрела на парня, не понимая, почему он зарделся от какой-то мелочи. Ну, в самом деле, разве он не мог забыть?

— А как же не официально, уважаемый товарищ Мороз? Нет, я буду называть вас только так. Даже не Мороз, а товарищ Морозище.

— Почему же, Нина, так? Разве я такой холодный? А вспомни мой натюрморт. Ты же говорила, что у меня очень теплые краски…

Нина рассмеялась:

— Ты, я вижу, все помнишь, кто что говорит о твоих рисунках! А не забыл, что ты мне говорил о моем рассказе? Что он у меня выйдет, что я хорошо вижу своих героев… Ну так вот, я уже его закончила.

— Закончила? — обрадовался Вова. — Вот интересно!

— А хочешь прочитать? Я дам тебе до завтра.

— Почему там «до завтра»? Я его еще сегодня прочитаю на уроке физики.

— Нет, нет. Я так не хочу. Ты, Вова, должен прочитать его внимательно, очень внимательно. А то будешь одним глазом читать, а вторым посматривать на учителя. Понимаешь, для меня это так важно, так важно — каждая мысль… Обрати внимание на образ мальчика-сорванца. Он у меня, кажется, какой-то деревянный.

Утром следующего дня, перед началом уроков, Нина и Вова сели, чтобы никто не мешал, в уголке на последней парте.

— Ты не терзай, — просила Нина, — скажи сразу: плохо?

— Совсем нет, будет хороший рассказ.

— Будет? — вскрикнула девушка.

— Если немного еще поработаешь над ним. Знаешь, Нина, не хватает еще каких-то деталей, чтобы твое произведение «заиграло». Мазки еще надо некоторые найти. Школьник твой и в самом деле безжизненный, так как ты рассказываешь, а не показываешь. А хочется же его увидеть, а не услышать о нем.