Золотая лихорадка - [49]

– Да вы что, пьяный, в конце концов, что ли?

– Нет, избитый.

Годунов помолчал несколько минут.

– Ждите, я сейчас подъеду.

Через полчаса он был уже в квартире Костикова. Хозяин открывший дверь, выглядел настолько живописно, несмотря на прошедшие со времени экзекуции два дня, что Удаву ничего не оставалось, как удивленно присвистнуть:

– Кто ж это вас так, Дмитрий Петрович?

– Вам лучше знать, – отвечал тот, с легко объяснимой неприязнью глядя на гостя правым глазом, ибо левый полностью заплыл.

– Так, – отреагировал Годунов. – Заверяю вас, что к данному инциденту мы никакого отношения не имеем. Короче, собирайтесь, поедем к Буденному... И не корчите рож; в конце концов, не к невесте едете. Даю вам десять минут. Внизу – белая «девятка» прямо у подъезда. – Он повернулся и вышел из квартиры.

Дом, в котором свил себе гнездо Буденный, находился на самой окраине города и не напоминал тех «замков», которые без ложной скромности строили себе заправилы преступного мира. Это был простой, но вместительный деревянный терем с мансардой, конечно, со всеми удобствами, спрятанный за высоким забором. Огорода при усадьбе не было, но сад был, и шикарный. Оставалось загадкой, как еще во времена «развитого социализма» умудрился Буденный прирезать к своим законным шести соткам чуть ли не гектар земли, с одной стороны ограниченный речкой, с другой – лугом, за которым виднелась опушка леса. Сам дом стоял в глубине сада, к нему вела дорожка, выложенная каменными плитами.

Костиков увидел хозяина в просторной гостиной сидящим в кресле спиной к двери. На скрип двери Буденный обернулся, и на его вспаханном морщинами лице наметилось что-то вроде улыбки.

– Ну-у, друг ситный, да на тебе кто-то овес молотил, не иначе, – сказал он вместо приветствия, верный своей привычке обращаться ко всем, независимо от социального положения, на «ты». – Проходи, садись, коль уж в гости напросился... Фриц! – внезапно крикнул он в сторону открытой двери.

За спиной Костикова, не успевшего сказать ни слова, появилась крупногабаритная личность в джинсах и майке с изображением какой-то негритянской поп-звезды женского пола, какие были в моде в начале восьмидесятых.

– Фрицушка, видишь, дядю побили. Через час я должен знать кто.

Громила кивнул и молча вышел. Спустя минуту послышался звук отъезжающей машины.

– Ну, и что ты мне имеешь сказать? – обратился к Костикову Буденный, жестом приглашая занять место в кресле.

– Ко мне приходил ваш человек с... предложением, – начал, замявшись на секунду, редактор. – Я бы хотел уточнить насчет гарантий...

– А какие тебе нужны гарантии?

– Ну, хотя бы того, что о нашем э-э... сотрудничестве не станет известно властям.

– Дурак ты, редактор, – ответствовал глава местного «синдиката». – Можно подумать, что я вот сейчас пойду в ментовку и настучу на тебя. Будешь делать, что тебе скажут, – никто тебя не тронет. Только не дергайся и сам держи язык на привязи.

Костиков, старавшийся, чтобы на его багрово-фиолетовую физиономию не падал свет, спросил:

– Что же все-таки мне надо будет делать?

– Это уж Удав объяснит, это его дела. Я-то тебе зачем понадобился?

– Вы, это... ну... авторитет, что ли!

Буденный сперва посмотрел на него недоверчиво, потом начал ржать.

Отсмеявшись, он произнес:

– Слушай, ты, как тебя... Костиков, ты будто вчера родился, в натуре. Ты еще скажи, что уважаешь меня за профессиональные качества. И статью про меня напиши, что, мол, я – ударник коммунистического труда... Короче, так: иди в сад, я на рожу твою не могу смотреть, посиди на лавочке, там на столике водка стоит, можешь приложиться, чтоб скучно не было. Как Фриц появится, я тебе покажу, какой я «авторитет».

Дмитрий Петрович послушно удалился в указанном направлении. Там он действительно обнаружил столик, на котором стоял пузырь «смирновки», пара граненых стаканов и, что почему-то поразило редактора больше всего, соленый огурец на тарелке. Он присел на лавку, вкопанную в землю, и, чтобы снять стресс, налил себе полстакана, выпил, посмотрел на одинокий огурец, покачал головой и принялся читать лежавший тут же номер «Московского бульвара». Так он просидел около часа, пока появившийся откуда-то Фриц не поманил его пальцем. Костиков пошел за ним.

На этот раз они спустились в подвал – обширное, обложенное кирпичом помещение, разделенное на несколько комнат-склепов. В самом большом склепе, где стояло кресло, а с потолка свешивалась лампочка без абажура, в этом самом единственном кресле удобно расположился Буденный, перед которым стоял удерживаемый сзади за руки двумя здоровыми «мафиози» высокий мужик в грязной джинсовой куртке. Костиков обратил внимание на его сто лет не мытые патлы, спускавшиеся до плеч, и на запах, показавшийся знакомым.

– Подойди, пострадавший, – с ухмылкой скомандовал Буденный.

Костиков подошел поближе, покосился на «задержанного» и, особо не напрягая память, узнал в нем того громилу, который тремя-четырьмя точными ударами «расписал» в пятницу вечером его физиономию.

– Сейчас будем следствие проводить, – сообщил Буденный. – Что-то я этого фраера не узнаю. А ты узнаешь? – обратился он к Костикову.