Золотая лихорадка - [41]

В первых числах августа Юрий Филатов был препровожден в Институт красоты. Он не мог возражать против изменения своей внешности – слишком много его портретов висело в разных городах и весях страны. Официальная версия его пребывания в стенах Института, отраженная в карточке истории болезни, гласила, что гражданин Дмитриев нуждается в устранении последствий травмы, полученной в автодорожной аварии, в связи с чем рекомендовано провести пластическую операцию, а именно коррекцию определенных участков лица пациента.

Лишних вопросов тут тоже не задавали. Но, как он понял, в отличие от официальной «крыши» спецназовского лагеря, система здесь была иной и опиралась она не на государственную, а на криминальную структуру: врачам просто платили, а не вешали на уши лапшу о «секретных агентах». Их же, настоящих, преображали в других местах и, конечно, другие медики. Скорее всего «Валерий Филиппович» решил пойти по пути наименьшего сопротивления, дабы избежать вопросов типа «И на черта легавым «оборотень»?».

На этот раз Логвиненко перемудрил сам себя...

... Зеркала в палате не было, и только в оконном стекле Юрий мог иногда разглядеть свое отражение – белый кокон с прорезями глаз и рта. Какое лицо глянет на него, когда бинты снимут, он не мог даже предположить. Но в том, что это будет лицо Дмитриева, а не Филатова, он не сомневался.

В палате было жарко, и Юрий открыл окно, вдоль которого, как он заметил, проходила отставшая от стены толстая металлическая полоса громоотвода. Взглянул с третьего этажа на газон под окнами, посреди которого разбили клумбу, усаженную циниями. Невдалеке виднелась стоянка машин, полускрытая высоким, несколько лет не стриженным кустарником. Там отсвечивали бликами под ярким солнцем припаркованные рядом «мерседес» и «Нива», чуть подальше стоял невзрачный «фольксваген-гольф», около которого маялся с сигаретой в зубах какой-то парень. И дальше, за стеной густых деревьев и забором из металлических прутьев, был город.

«Сегодня вроде обещали снять повязки», – подумал Юрий и содрогнулся от мысли, что увидит в зеркале не себя. Закурил, выпустил в окно струю дыма и тут услышал за дверью какой-то шорох. Обернулся и насторожился, увидев, как кто-то медленно, явно стараясь не спугнуть обитателя палаты, поворачивает дверную ручку...

И в тот миг, когда в дверь ринулись вооруженные люди в черной форме спецназа, он уже стоял на подоконнике. Мгновения хватило, чтобы повиснуть на громоотводе, соскользнуть по нему вниз («черт, руки ободрал...») и с высоты второго этажа, оттолкнувшись от стены, грохнуться на клумбу. Десять, двадцать, тридцать, пятьдесят метров! Когда он уже нырнул в спасительную глубину кустарника, краем глаза заметил, как по громоотводу один за другим стали спускаться спецназовцы из группы захвата.

Ни одна ветка не шелохнулась, когда десантник под прикрытием кустов бежал в сторону автостоянки. Чтобы проникнуть туда, надо было преодолеть метров двадцать парковой дорожки, как назло прекрасно просматриваемой со всех сторон. И тут Филатову пришла мысль использовать свою неузнаваемость и похожесть на всех местных пациентов. Он выскользнул из-за кустов и мгновенно пристроился к какой-то женщине – голова ее была также замотана бинтами. Та глянула на него, он в ответ поклонился ей и сказал первое, что пришло в голову:

– Не правда ли, сегодня чудесная погода? Так и хочется рассуждать об экзистенциализме...

В этот момент их догнали омоновцы, но пронеслись мимо, не подозревая, что преследуемый – такой редкостный нахал. «Боже, как медленно гуляет эта тетка!» А «тетка» тем временем прелестным голоском юной девушки произнесла из-под бинтов:

– Вы тоже интересуетесь экзистенциализмом? А вы читали «Тошноту»?

– Естественно, Сартр – божественен... – автоматически ответил Филатов и рванул в кусты, только спустя много времени осознав, что о существовании этого произведения знали в нищей спившейся стране едва ли несколько сот человек. В том числе и Филатов – совершенно случайно...

Мужик на стоянке еще не успел докурить сигарету. Юрий одним толчком запихнул его за руль, сам скользнул на заднее сиденье и приставил к шее владельца «фольксвагена» дуло пистолета – подарок Кайзера, с которым не расстался даже в больнице.

– К выходу, быстро! – прошипел он, пригибаясь. – Ты что, не понял?

Водитель понял. Мотор завелся с пол-оборота, и в окнах машины промелькнули физиономии ментов, так и не догадавшихся за эти минуты перекрыть ворота на территорию больницы и удивившие Филатова своим непрофессионализмом. Когда они все поняли, Юрий уже был далеко.

– Гони по переулкам! – скомандовал он, лихорадочно развязывая бинты, прикрывавшие залепленные пластырем шрамы. – Так, теперь заедешь во двор... Хорошо. Раздевайся! Раздевайся, я сказал!

Мужик, которому сегодня не повезло, обреченно стащил с себя рубаху и джинсы, получив в обмен больничную одежду. Он даже не попытался дернуться, когда, не выпуская пистолета, Юрий переодевался в тесные шмотки.

– Мобила есть?

– Батарея села, – проблеял водитель.

– Ты знаешь поблизости телефон, где-нибудь в тихом месте?

– Да, тут недалеко... – подал голос невольный таксист.