Золотая кость, или Приключения янки в стране новых русских - [102]
Бандиты, к этому времени опавшие кто на пол, кто на попутчика, застонали от страха перед моей суперпротекцией.
— Растроганный господин Бизонов выступил на сцене клуба с музыкальным номером. Он пел о своей птичьей душе, в которой есть еще что-то человеческое. Затем мы возобновили оргию, со слезами в пол и стрельбой в потолок. Если бы я не обладал железным здоровьем, как столь близкий мне император Александр III, у меня до сих пор бы болела башка от похмелья! А сколько раз я находил приют в бизоновском особняке, чья форма в виде бутылки значит для меня больше, чем я могу себе представить. На этой же эпатирующей ноте добавлю, что госпожа Бизонова — моя пассия. Впрочем, я это говорю конфиденциально. Если вы ссучитесь и донесете Борису Борисовичу про мои шуры-муры, то он убьет не меня — своего брудера по бизнесу, а ничтожника, который клеветнически сообщил ему правду.
Грабители закрутили головами в знак того, что сохранят тайну моей любви.
— Жовиальные жулики! Сейчас я вам скажу что-то такое, что даже в наркотическом сне вам не снилось. Я — ваш царь-государь! В этом мягком купе вы встретили прямого потомка Екатерины Великой, которая родила моего пра-пра-пра-пра-прадеда из-под полы своего парижского платья. Секретные ксивы, доказывающие связь предка с чернобровой государыней, уже расшифрованы. В подходящий момент они будут показаны по телевидению, а также Интернету, к которому я вам советую незамедлительно подключиться. Мой веб-сайт — www.czarbatyushkaroland.com. Придет час, России клевый час, когда во главе армии казаков-разбойников я вступлю в Кремль под блатную музыку отчаянья великого оркестра.
— Урррррррра! — закричали преступники.
— Вы, гудовые головорезы, будете авангардом моей авантюры, штрафным батальном императорской лейб-гвардии. А затем потечет сладкая жизнь по принципу «каждому свое». Мне — клубничка, вам — малина. Правда, когда вы станете кремлевскими преторианцами, вам придется завязать. Мои гвардейцы не должны грабить без спроса! Тем более что после реставрации самодержавия каждый из вас получит валютные премиальные.
Бандиты обомлели; кое-кто отдал честь. Главарь застенчиво ощерился и подал мне украденные часы и бумажник.
— Сейчас, учтивые урки, я еду в Петербург с государевой инспекцией. Кто знает, maybe[276] первым моим актом после восхождения на трон будет перевод столицы обратно на северо-запад. Поймите меня правильно, Москва мне мила, но в ней есть нечто азиатское, нечто китайгородское. Это все-таки русское ретро, а не русское барокко.
Я вытащил из кармана сигареты и прикурил от огнемета.
— Уважаемые уголовники, готовьтесь к историческим событиям. Мои агенты свяжутся с вами в (не)скором времени. Пароль — «Профессор», отзыв — «Император». А пока спокойно занимайтесь своим делом. Ритуал ночного разбойного нападения освящен традицией. Он часть вашей-нашей культуры. Но будьте милосердны и оставьте пассажирам хотя бы минимум одежды, ибо сейчас по трассе бегает Дед Мороз. Это мой народ — не дайте ему простудиться!
Глава шестнадцатая
Петербургские истории
Ночью того же дня я уже спал в моем pied-à-terre[277] на канале Случевского. Комната, в которой я убаюкался, принадлежала Родиону Макаровичу Горемыкину, кроткому гуманитарию, с которым меня познакомил Пеликанов. Зная, что я приехал сюда для того, чтобы работать, а не бесцельно болтать(ся), Горемыкин предупредительно переехал на время моего визита в читальный зал Публичной библиотеки вместе с термосом и теплым одеялом.
Кто такой Родион? — Конечно, не Наполеон, как можно увидеть из его биографии, подробности которой перекликаются с эпизодами самых печальных, хотя и жизнеутверждающих произведений русской литературы.
Жизнь и страдания доцента Родиона Горемыкина
Немного лет тому назад мой новый знакомец был скромным советским доцентом, одним из тысяч специалистов по Достоевскому, населявших необъятную территорию советской страны. Он преподавал в затертом вузе по названию Институт Прикладной Педагогики, жил в кривой комнате коммунальной квартиры и получал 180 рублей в месяц.
Горемыкин был понур и пуглив, плюгав и пассивен. На работе он боялся студентов, которые были большей частью из фабричных и колхозных и, как таковые, представляли собой шоблу рабочей молодежи. О ней он слышал много страшного от своих узконаучных родителей — специалистов по поэзии на языке тагалог (мать) и мордовскому реалистическому рассказу (отец). Страхи его продолжались дома, где он шарахался от коммунальных соседей — рябого матроса, пьяного пенсионера, разбит(н)ой женщины определенного возраста и массы прочих из социально-экономических категорий «X Y Z». Массы обитали в темных, глубоких дебрях квартиры, куда у Горемыкина нога не шла. В уме прикладного педагога, омраченном чтением романов Уэллса, они были морлоками, а он — элоем, отпрыщем поколений интеллигентов, бессильных перед пастью пролетариата, как промышленного, так и люмпенского.
Как понимаете, Горемыкин был далек от занятий спортом или даже утренней гимнастикой. Умом он был пытлив, но телом слаб. Осенью, зимой и весной, когда погода в Ингерманландии особенно жестока к местным жителям, бедолага частенько страдал насморком. Летом, впрочем, тоже.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.