Золотая кость, или Приключения янки в стране новых русских - [100]

* * *

Увлекательный роман заставил меня забыть, кто я, как я, куда я. Мне мнилось, что я далеко-далеко, в скалистой республике на берегу Терека, где мужчина не выходит из сакли без косматой папахи, черноглазые экзотички берегут честь смолоду и острый кинжал представляет собой окончательный аргумент в любой дискуссии.

Только я перевернул страницу назад, чтобы еще раз прочитать сцену, где Ахмед фарширует Стеллиного папу взрывчаткой, как мой литературный плезир был прерван громким гарканьем-харканьем.

Я спокойно поднял глаза. Первое, что я увидел, — это попутчика в поддевке, валявшегося на полу в позе «у меня обморок».

Я спокойно повел глазами направо. Над попутчиком стоял худой, как хлыст, хулиган с пулеметом в кулаке.

Я спокойно повел глазами налево. Вход в купе закупорил брутальный, как барс, бандит с фаустпатроном на плече.

Я спокойно закатил глаза: с потолка свисал коварный, как кобра, киллер с винтовкой наперевес.

Вдруг я уловил, что стука колес больше не слышно, а из соседних купе доносятся визги и выстрелы. Мое уютное настроение развеялось: я понял, что на нас напали разбойники с большой железной дороги. Волна преступности, захлестнувшая страну из-за преступного попустительства властей, нависла надо мной, грозя мне скорой, страшной смертью.

Хлыст вышиб из моих рук журнал.

— Валюта или жизнь!

Я непринужденно напрягся.

— Добрый вечер, дорогуша.

Врожденная храбрость и высочайшее мужество сделали меня хладнокровным, как варан. Драться или сдаться? — такова была моя дилемма. Конечно, я могу вступить с бандитами в бой, думал я. Их трое, я один: шансы у меня неплохие. В юности я занимался боксом, мне ведомы японские методы самообороны. Я не только кабинетный ученый, но и кабинетный каратист. Сколько раз мне приходилось класть на лопатки врагов и завистников! Однажды в коридоре Здания Иностранных Языков я нокаутировал громадного старшекурсника, пристававшего к хорошенькой студентке. Как она после этого в меня влюбилась! Наш роман продолжался весь семестр. Кажется, ее звали Сенди. Так или иначе жизненный опыт научил меня, что лучше давать сдачи, чем давать деру. Хотя, конечно, Толстой, Ганди и Мартин Лютер Кинг с основанием отвергали практику противления злу насилием. Их взгляды заслуживают внимания, тем более в данной ситуации. Ведь я еду в Петербург не только в архивах копаться, а чтобы провести осмотр дворцов, парков и предприятий на предмет моего воцарения. Моя кость не простая, а золотая! Потом я вернусь в Москву, где мне предстоит сформировать мое первое правительство. Потом — реставрация, коронация, овация. Если я сейчас начну совершать подвиги, это с моей стороны будет просто эгоизм. Меня ждут исторической важности задачи, ради решения которых мне, видимо, придется воздержаться от искушения дать разбойникам отпор. Я не имею права рисковать жизнью. Она принадлежит не мне, а стране! Итак, через несколько секунд меня начнут грабить. Бандиты убедятся, что мой бумажник пуст. Когда я сказал таратайщику, что не ношу с собой денег, это была правда. Верно, в тайнике тела у меня спрятано 100 долларов — плата за комнату в Петербурге. Может быть, меня заставят раздеться догола? Сам по себе стриптиз меня не смущает: я часто обнажаюсь на людях. В университетской ли аудитории, на карибском ли пляже, я охотно дефилирую desnudo:[267] мое тело — мой текст…

— Ты че, оглох? Давай доллары, говорю! — повторил хлыст.

— Откуда вы взяли, что я иностранец? — парировал я грубое требование на том чистом русском языке, на котором говорили мои деды.

— Наши зимой в шортах не ходят, — процедил преступник.

Я взглянул на свой мускулистый таз, облаченный в шелковые трусы имени Остина Рида. Вот тебе и тьфу! В спешке покидая студию Гурецкого, я забыл надеть кожаные брюки.

Хлыст дал мне прикладом в ухо, но я им даже не повел и, превозмогая мгновенно наступившую мигрень, принялся рассуждать на все купе:

— Дорогуша, вы только что произвели вторжение в мое privacy.[268] Трагедия России заключается в том, что в вашем-нашем языке нет эквивалента этому славному слову. Мы имеем дело с потрясающим пробелом в отечественном лексиконе.

Хлыст свирепо сплюнул. Лицевые карбункулы и отсутствие подбородка говорили о том, что то был классический криминальный мужичок малой величины, недоносок, недополучивший при зачатии полную порцию ДНК. Но я спокойно продолжал развивать свою мысль.

— Объявляю конкурс на лучший русский эквивалент непереводимого английского термина!

— Молчи, падло!

Хлыст размахнулся и снова стукнул меня, на сей раз по шее. Другой бы на моем месте окочурился, но я даже не ойкнул, хотя краем челюсти почувствовал, что у меня за шиворотом ширится шикарная шишка.

— Умоляю вас, не стреляйте! — смело сказал я. — Что будет делать без меня старушка-мать? У меня двое маленьких детей, любимые студенты. Пожалуйста, пожалейте путешествующего профессора. Вся моя жизнь еще впереди: мы Хакены отличаемся замечательным долголетием.

Хлыст опять врезал мне, на сей раз в живот, но я даже не отрыгнулся. Более того, несмотря на жестокую боль, с потрясающим самообладанием заявил:

— Я вам дам все, что у меня с собой и за душой.