Золотая Колыма - [23]

При таких обстоятельствах двадцать пять молодых участников экспедиции начали возле Олы разрабатывать генеральный план исследований золотоносного края. Билибин и Цареградский, с исключительной для своего еще небольшого опыта научной прозорливостью, сводили воедино разрозненные сведения, намечая первоначальный вариант движения экспедиции. Сведениями приходилось пользоваться местными, подчас совершенно сомнительными и фантастичными. Но и такие доставались не без труда. Возле Олы жил, например, старый приискатель Гайфулин — друг легендарного Бориски, открывшего золото на Колыме. Этот осторожный и хитрый хищник, сам втайне надеявшийся добраться до золота, либо ни слова не говорил о нем, либо указывал ложные пути. Приходили в экспедицию и искренне желавшие помочь ей старатели. Но сведения их оказывались зачастую ошибочными или просто невежественными. Так, старый казак-охотник Попов нашел вместо золота сернистый минерал пирит, похожий на золото. Выйдя по его указаниям, геологическая группа экспедиции лишь даром потратила время на бесплодные поиски.

Пока до начала общего похода члены экспедиции читали книги и бродили по берегу с ружьями, охотясь на чаек и зайцев. Астроном Казанли определял астропункты и, вместе с товарищами, десятками наносил на карты новые названия сопок, хребтов, ручьев, речек и долин. Фантазии молодых географов здесь давался широкий простор, ибо эта земля представляла собой еще девственную целину, которую предстояло всю подвергнуть географическим «октябринам». Вся экспедиция упражнялась в придумывании подходящих названий для новых географических объектов, а таких названий требовался поистине неограниченный запас.

Для похода экспедиции нужны были, прежде всего, средства передвижения и хорошие проводники. Неподалеку от Олы проживал в селении Гадлю столетний якут Килланах — знаменитый путешественник, неоднократно прошедший Колымский край от Якутска до Охотского моря и от Охотска до Северного ледовитого океана. Но Килланах был стар и плохо видел, он не мог уже больше ходить по тайге. Вместо себя он порекомендовал геологам своего ученика — якута Макара Медова, столь же неутомимого путешественника. Медов сам, по памяти, составлял карты маршрутов. Карты эти противоречили всем принципам картографии и напоминали примитивные схемы, составленные в XVI веке первыми исследователями Сибири и Дальнего Востока. Но и в таком виде они давали некоторую, хотя бы условную ориентировку.

Хуже обстояло дело с транспортом. Ездовых оленей и собак у местных жителей хватало только на их собственные нужды. Тогда Раковский сам взялся обучать необъезженных оленей. Олени долго не поддавались никакой выучке. Стоило их только привязать постромками к нартам, как они срывались с места и бешено скакали через наледи, пригорки, рвы и ямы до тех пор, пока не выворачивали седоков в сугробы и сами не выбивались из сил. Но упорно добиваясь своего, Раковский все же обучил вскоре тридцать оленей всем правилам культурной езды.

Собачье хозяйство взялись организовать Казанли и флегматичный техник Гудименко, выдавший себя за специалиста по собачьей езде. Действительно, он с неожиданным уменьем хватал собак за шиворот, привязывал к нартам и свирепо кричал на них, как заправский каюр: «Tax, тах!» и «хук, хук»!

— Им, собачьим детям, — утверждал техник, — ничего не треба, кроме доброй палки.

Помахивая толстым березовым «остолом», он убеждал Казанли садиться в нарту без всякого страха и опасения. Но при первой же попытке отъехать от стана на несколько километров потяг из четырнадцати собак сбился в кучу и поднял невообразимую грызню. Гудименко, размахивая «остолом», храбро кинулся в самый центр собачьей свалки и исчез в ней. Собаки, оставив друг друга, всем скопом набросились на злосчастного «каюра». С большим трудом Гудименко выбрался из-под собак, оставив в свалке часть своего полушубка. Как оказалось, одной «доброй палкой» вопрос не решался. Лишь после долгой, кропотливой тренировки удалось, наконец, объездить и собак.

Теперь, пользуясь собственным транспортом, Раковский отправился в тунгусские стойбища, закупил там продукты и наметил ориентировочные маршруты. Имелись два варианта: плыть к реке Колыме либо по Бахапче, либо по Буюнде. Оба варианта, впрочем, не были достоверно изучены, не было известно даже, проходимы ли эти реки. Местные жители говорили, что по Бахапче двигаться нельзя, так как в низовьях ее огромные пороги, через которые трудно проплыть даже на плотах. Но так как Бахапча была все же полноводной рекой, не пересыхающей до осени, экспедиция решила попытаться выплыть к Колыме по ней.

Вначале двинулась часть экспедиции во главе с Билибиным и Раковским. Цареградский и Казанли остались на побережье, чтобы вскоре тоже двинуться по их пути. Билибин и Раковский добрались до Мольтана и оттуда двинулись вниз по Бахапче. Они взяли с собой любимицу всей экспедиции — собаку Демку, хорошего, привезенного с материка сеттера.

Цареградский и Казанли тем временем готовили на побережье к выходу вторую часть экспедиции. Серьезность похода была вполне ясна им. От Билибина и Раковского не было еще никаких сведений, но, однако, вскоре и они все вышли в тайгу по Мольтану на соединение с первой партией.