Золотая Колыма - [22]

— Пошел, значит, я в Амбарчик из Среднеколымска. Мороз стоит шестьдесят два градуса. Путь приходится самому прокладывать, никакой дороги нет. Поставишь собак на прикол, пройдешь по тайге с километр, вернешься обратно, потом собаки бегут по этой дороге. Скучно, знаете, это, особенно если раз тридцать в день так проделаешь… Однажды заснул у костра. Проспал часа четыре, чувствую, что ноги у меня какие-то деревянные стали. В кружке оставался чай, — так, знаете, льдом продавило дно; оно из плоского стало полукруглым. Белье мое, фуфайка, торбаза, штаны меховые отсырели и промерзли. Зуб на зуб от мороза не попадает, руки одеревянели. Едва хватило сил нарубить дров и костер разжечь… 23 сентября 1934 года вышел я из Среднеколымска, а 23 февраля пришел обратно. Был в пути ровно пять месяцев и покрыл две тысячи четыреста двадцать четыре километра. Вот и все. Что тут интересного?..

— В Амбарчике вот интересно, — помолчав, продолжает Елистратов. — Там в то время уже океанский пароход «Сучан» стоял, собираясь пойти на Медвежьи острова сменять зимовщиков. Я тоже решил на острова пойти. Меня интересовал вопрос о трансгрессии моря. Мои наблюдения, знаете, показали, что идет завоевание материка, и мне хотелось знать, являются ли Медвежьи острова отторженцами суши, когда-то завоеванной морем, или они самостоятельное образование… Жуткую, знаете, картину представляют собой эти острова!.. Я видел тундру, но такой не видал. Там буквально ничего не растет, кроме лишая на камнях… Идете вы по такому голому острову, ничего нет; темень, лед, ветер такой, что приходится ножом за землю держаться. И вдруг — приходите в совершенно благоустроенное помещение: стандартный дом в двенадцать комнат, прекрасная библиотека, радиостанция, баня, собачьи потяги, — вполне культурно. И живут там одиннадцать советских зимовщиков… В общем, знаете, интересно!..

Между тем, промывка идет полным ходом. После промывки дважды в день с бутар снимаются цыновки. С них аккуратно смывают и стряхивают золото вместе с оставшейся галькой. Эта золотая муть поступает на маленькую промывочную колоду. Старый опытный промывальщик лезет в колоду. Топчется сапогами в золотой каше и лопаточкой удаляет гальку и грязь. Остаток кладут в железный лоток и сушат на костре. Сухое золотое зерно, наконец, любовно ссыпают в мешочки.

КОЛЫМСКИЕ СЛЕДОПЫТЫ

Юноша-студент с голубыми глазами и румянцем во всю щеку прочитал реферат о теории относительности Эйнштейна и координатах времени и пространства. Старик-профессор, математик, с европейской известностью восторженно жал ему руку и густо гудел в ухо:

— Очень хорошо, друг мой. Ваше будущее — научная работа… Сейчас вы — астроном-геодезист. Несколько лет углубленной научной работы, — а ведь вы склонны к ней и по вкусам и по привычкам, — и вам обеспечена кафедра. Я предлагаю вам остаться аспирантом в моем отделении.

— Хорошо, — сказал студент, — я подумаю.

На другой день этот студент подписал договор с Геолкомом на должность астронома-геодезиста научной экспедиции, едущей на Колыму. Взволнованный перспективой поездки в страну, почти целиком представляющую еще белое пятно на карте, он носился по Ленинграду и закупал топографические сумки, рюкзаки, карабины, складные палатки, самосветящиеся компасы и самопишущие ручки.

— Куда ты едешь, — говорили молодому астроному Казанли его доброжелатели. — Ведь ты же будущий ученый. А там, в тайге, ты деквалифицируешься, забудешь все, чему учился, превратишься в рядового работника-ремесленника…

— Ничего, — упрямо отвечал Казанли. — Учиться не обязательно в кабинете. Приобретать знания можно и в тайге. А книги я везу с собой…

В экспедицию, с которой Казанли поехал на Колыму, входили преимущественно молодые исследователи, только сошедшие с учебной скамьи. Возглавляли ее молодые геологи из ленинградского вуза — ныне уже известные исследователи Приарктики — Билибин и Цареградский. Впоследствии к ним присоединился еще их друг, тоже ленинградский студент-геолог Вознесенский. С экспедицией ехали с Алдана разведчики золотоносных районов Раковский, Лунеко, Алехин и другие. Почти все без исключения они выросли впоследствии в выдающихся работников золотой промышленности.

Весь состав экспедиции, вооруженный знаниями и любовью к своему делу, был увлечен идеей исследования огромных неизвестных районов, изобилующих горными богатствами. И вот, пробиваясь на пароходе сквозь неохотно расступающиеся льды, экспедиция в 1928 году впервые увидела суровые горы Колымы. Исследователи высадились на маленькой береговой полосе ольского побережья. Одни древние избы времен первых казацких поселений стояли здесь. А за узкой береговой полосой распростерлась непроходимая тайга, прорезаемая неизвестно куда ведущими звериными тропами.

По вечерам, когда рассеивался туман, над тайгой загорались большие неподвижные звезды — единственные ориентиры, по которым можно было намечать астропункты и набрасывать на карту направление. Вообще Колымский край в масштабе птичьего полета давно уже наносился на карту. Географический контур этой страны рисовали еще политэмигранты Черский, Тан-Богораз и другие. Академия наук по отрывочным их данным наметила карту течения некоторых колымских рек. Однако почти каждая проверка на месте обнаруживала большую неточность этих наметок. А пока толком неизвестно было, куда и как двигаться, какие выбрать пути, чтоб пробраться к крупнейшим водным артериям Колымы.